воскресенье, 5 декабря 2010 г.
Вот и все
Рассказы написаны. С недавних пор их можно найти тут. Там они рассталены по порядку с самого начала. За сим - прощаюсь.
понедельник, 2 августа 2010 г.
Помнить, не скучать
Он сидел на самом краю. Под ногами десятки метров пустоты, а на её дне - асфальтовая дорога, уставленная машинами, полная проходящих по ней людей. Солнце уже почти скрылось, отблескивая оранжевым полукругом за горизонтом неба и высотных домов, так плотно стоящих друг к другу. Ничто не вечно, так что рано или поздно вот с этого же самого места уже не будет видно множества крыш, на одной из которых был он сам, наслаждаясь таким обыденным городским закатом. Дневная жара давно сошла на нет, и по его телу бегали мелкие мурашки от не такого теплого, но все же пахнущего летом ветра.
Взгляд устремлен в никуда. Сквозь воздух вокруг него, сквозь солнце, что капельку слепило его глаза, сквозь весь мир, он смотрел куда-то слишком далеко, а может и совсем никуда. В голове лениво крутились мысли. Казалось бы - с чего бы лениво? А так всегда и бывает в самые главные моменты жизни, когда стоишь на пороге того, что перевернет все с ног на голову. Когда вот-вот окунешься в неизвестность, сознание как будто покрывается полупрозрачной пленкой. Все воспринимается совсем не так как должно бы.
Он встал на парапет. И полушага не надо, чтобы познать все и сразу. Тут ветер обрушил на него свой порыв, он чуть качнулся и тут же сделал большой шаг назад. Сердце бешено колотилось, подкрепляемое ударной дозы никотина из сигареты, в висках застучала кровь и вокруг всего того, что он видел, поплыли розово-красные круги. Именно так и бывает. Именно так. Но раз уж человек решил - стоит идти до конца. Даже в неизвестность. Когда человек решил - обратного пути нет. Потому что так и должно быть. Пока решение не принято - весь мир у твоих ног. Но стоит его принять, как тут же львиная его доля откалывается от тебя. Мир раскалывается на части. Вот - твое, а вот то, что тебе никогда не получить. Ты же принял свое решение. Живи с ним. Двум богам служить нельзя. Да и не получалось ни у кого. Кто бы ни пытался.
А он пытался. Всю свою жизнь. Главное - что решение-то не принято. Значит можно все и со всеми. Значит нет ограничений. Сначала чем дальше - тем тяжелей. Все сложнее и сложнее успевать. Все труднее сохранять грань межу нейтралитетом и принятием решения. Но если пожить еще дальше, становится ясно - время дается на все. И пришло время принять решение.
Головокружение ослабло, пульс пришел в норму. Последняя затяжка. Остаток сигареты парит вниз, описывая замысловатые полуокружности. Закатного солнца уже совсем не видно. Все. Конец.
Спускаясь по железной лестнице на площадку, он тихо шепнул себе под нос: "Не буду скучать. Буду помнить".
Взгляд устремлен в никуда. Сквозь воздух вокруг него, сквозь солнце, что капельку слепило его глаза, сквозь весь мир, он смотрел куда-то слишком далеко, а может и совсем никуда. В голове лениво крутились мысли. Казалось бы - с чего бы лениво? А так всегда и бывает в самые главные моменты жизни, когда стоишь на пороге того, что перевернет все с ног на голову. Когда вот-вот окунешься в неизвестность, сознание как будто покрывается полупрозрачной пленкой. Все воспринимается совсем не так как должно бы.
Он встал на парапет. И полушага не надо, чтобы познать все и сразу. Тут ветер обрушил на него свой порыв, он чуть качнулся и тут же сделал большой шаг назад. Сердце бешено колотилось, подкрепляемое ударной дозы никотина из сигареты, в висках застучала кровь и вокруг всего того, что он видел, поплыли розово-красные круги. Именно так и бывает. Именно так. Но раз уж человек решил - стоит идти до конца. Даже в неизвестность. Когда человек решил - обратного пути нет. Потому что так и должно быть. Пока решение не принято - весь мир у твоих ног. Но стоит его принять, как тут же львиная его доля откалывается от тебя. Мир раскалывается на части. Вот - твое, а вот то, что тебе никогда не получить. Ты же принял свое решение. Живи с ним. Двум богам служить нельзя. Да и не получалось ни у кого. Кто бы ни пытался.
А он пытался. Всю свою жизнь. Главное - что решение-то не принято. Значит можно все и со всеми. Значит нет ограничений. Сначала чем дальше - тем тяжелей. Все сложнее и сложнее успевать. Все труднее сохранять грань межу нейтралитетом и принятием решения. Но если пожить еще дальше, становится ясно - время дается на все. И пришло время принять решение.
Головокружение ослабло, пульс пришел в норму. Последняя затяжка. Остаток сигареты парит вниз, описывая замысловатые полуокружности. Закатного солнца уже совсем не видно. Все. Конец.
Спускаясь по железной лестнице на площадку, он тихо шепнул себе под нос: "Не буду скучать. Буду помнить".
Очень долго
"Я найду тебя, как бы ты не пряталась, как ты ни скрывалась. Сколько бы месяцев или лет это бы ни заняло - я тебя найду".
Он сидел на лавочке у подъезда, возле которого увидел её неделю назад. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять - то, что он искал, в чем так нуждался промелькнуло прямо перед ним на расстоянии пары метров. Но тогда он так и не смог до конца поверить. Набраться смелости. Просто не смог.
"И пусть я не знаю ничего, кроме твоего лица и цвета волос - я тебя найду. Чего бы это ни стоило, я тебя найду. И пусть как дурак буду сидеть тут изо дня в день - рано или поздно ты промелькнешь вновь".
Лил дождь. Огромная стена, от которой его отделял козырек подъезда. Капли воды, отскакивая от асфальта, попадали ему на обувь, от чего она постепенно становилась на пол тона темнее.
"Я так долго ждал и подожду еще столько, сколько потребуется. Потому что теперь - я поверил. Теперь - я уверен. Теперь не отступлюсь".
Выдохнул дым, он посмотрел на часы - три часа минуло с того момента, как он на эту лавочку сел.
"Три часа - что это такое, по сравнение со всей жизнью? Мгновенье. И пройдет еще много таких мгновений, прежде чем я заслужу еще один шанс увидеть тебя. За свои страхи надо платить. За все надо платить".
Его обувь окончательно промокла. а сигарета окончательно истлела, и он выкинул её туда, за стену, где она тут же потухла, прибиваемая большими гроздьями дождя к земле. С каждой каплей она становилась все более и более плоской. Но все же держала форму из-за фильтра, который несмотря на свою мягкость, составлял её стержень. Окурок напомнил ему самого себя, с каждым разом он все больше и больше сомневался в том - а правильно ли он живет? Может, стоит остановиться? Что-либо переосмыслить? Однако тот самый фильтр, который и был его стержнем, удерживал его от этого.И труды будут вознаграждены. Двум богам служить нельзя, как и нельзя быть всем угодным. Как и нельзя метаться из стороны в сторону. Однажды решив - идти до конца.
Дверь подъезда открылась. Его глаза не поверили сами себе - её лицо ослепляла улыбка, так контрастирующая с угрюмой погодой. Её взгляд упал на него, она остановилась напротив.
- Я так долго искал тебя - ничего другого он сказать не смог, да и не было нужды.
- А я долго ждала. Очень долго.
- Представляю сколько. Как же тебя зовут?
- Маша.
Он сидел на лавочке у подъезда, возле которого увидел её неделю назад. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять - то, что он искал, в чем так нуждался промелькнуло прямо перед ним на расстоянии пары метров. Но тогда он так и не смог до конца поверить. Набраться смелости. Просто не смог.
"И пусть я не знаю ничего, кроме твоего лица и цвета волос - я тебя найду. Чего бы это ни стоило, я тебя найду. И пусть как дурак буду сидеть тут изо дня в день - рано или поздно ты промелькнешь вновь".
Лил дождь. Огромная стена, от которой его отделял козырек подъезда. Капли воды, отскакивая от асфальта, попадали ему на обувь, от чего она постепенно становилась на пол тона темнее.
"Я так долго ждал и подожду еще столько, сколько потребуется. Потому что теперь - я поверил. Теперь - я уверен. Теперь не отступлюсь".
Выдохнул дым, он посмотрел на часы - три часа минуло с того момента, как он на эту лавочку сел.
"Три часа - что это такое, по сравнение со всей жизнью? Мгновенье. И пройдет еще много таких мгновений, прежде чем я заслужу еще один шанс увидеть тебя. За свои страхи надо платить. За все надо платить".
Его обувь окончательно промокла. а сигарета окончательно истлела, и он выкинул её туда, за стену, где она тут же потухла, прибиваемая большими гроздьями дождя к земле. С каждой каплей она становилась все более и более плоской. Но все же держала форму из-за фильтра, который несмотря на свою мягкость, составлял её стержень. Окурок напомнил ему самого себя, с каждым разом он все больше и больше сомневался в том - а правильно ли он живет? Может, стоит остановиться? Что-либо переосмыслить? Однако тот самый фильтр, который и был его стержнем, удерживал его от этого.И труды будут вознаграждены. Двум богам служить нельзя, как и нельзя быть всем угодным. Как и нельзя метаться из стороны в сторону. Однажды решив - идти до конца.
Дверь подъезда открылась. Его глаза не поверили сами себе - её лицо ослепляла улыбка, так контрастирующая с угрюмой погодой. Её взгляд упал на него, она остановилась напротив.
- Я так долго искал тебя - ничего другого он сказать не смог, да и не было нужды.
- А я долго ждала. Очень долго.
- Представляю сколько. Как же тебя зовут?
- Маша.
Сердце
- Давай поговорим?
- О чем?
Они сидели на полу комнаты, в полной темноте, если не считать света монитора, что освещал их лица. Он что-то постоянно печатал. Отвечал на сообщения, обновлял страницу с лентой событий и упорно не смотрел на нее. Она же, нарпотив, только и делала, что смотрела в его глаза, видя в них лишь отражение бесчисленных строчек.
- О том, что у тебя на сердце.
- Сердце – это всего лишь самая выносливая мышца в организме, с остановкой которой обрывается сама жизнь. И единственное отличие тебя от меня – я не тешу себя надеждами, что сердце может что-то мне шептать. – Сказал он и опять погрузился в набор текста.
- Ну а что тогда у тебя на уме?
- Если говорить буквально, то кожа и волосы, а если образно – то что-то, что я тебе не скажу.
- Почему?
- Ты действительно хочешь знать?
- Почему бы и нет, раз я пришла к тебе?
- Хорошо, - он прикрыл крышку ноутбука – все дело в том, что это все равно, что рассказывать как красив закат спепому, или на пальцах объяснять звук барабанов глухому. По крайней мере глупо, а по большому счету бесполезно.
- И все-таки, я хотела бы знать, как ты опишешь звук словами. У тебя же получится, я знаю.
Теперь темнота действительно была полной, не видно даже было их силуэтов, но он прекрасно знал, где она сидит, её рука легко касалась его бедра и слышал её сопение, в ожидании хотя бы одного его слова.
- А всегда ли стоит идти до конца, на поводу стремлению узнать правду?
- Всегда. И если ты спросишь, сомневаюсь ли я, я отвечу нет. И буду права. Ты ведь всегда так делаешь, доводишь всех и вся до крайности в угоду интересу. А где интерес, там и правда.
Как только она обронила последнюю фразу, он резко повернулся к ней и легонько поцеловал в губы, ровно так, чтобы едва она осознала, что же произошло, он успел подняться и подойти к двери.
- Сейчас приду – сказав это, он начал прикрывать за собой дверь
- Ведь твое сердце тоже иногда шепчет тебе.
- Я знаю. – едва заметно послышалось из-за уже закрытой двери.
- О чем?
Они сидели на полу комнаты, в полной темноте, если не считать света монитора, что освещал их лица. Он что-то постоянно печатал. Отвечал на сообщения, обновлял страницу с лентой событий и упорно не смотрел на нее. Она же, нарпотив, только и делала, что смотрела в его глаза, видя в них лишь отражение бесчисленных строчек.
- О том, что у тебя на сердце.
- Сердце – это всего лишь самая выносливая мышца в организме, с остановкой которой обрывается сама жизнь. И единственное отличие тебя от меня – я не тешу себя надеждами, что сердце может что-то мне шептать. – Сказал он и опять погрузился в набор текста.
- Ну а что тогда у тебя на уме?
- Если говорить буквально, то кожа и волосы, а если образно – то что-то, что я тебе не скажу.
- Почему?
- Ты действительно хочешь знать?
- Почему бы и нет, раз я пришла к тебе?
- Хорошо, - он прикрыл крышку ноутбука – все дело в том, что это все равно, что рассказывать как красив закат спепому, или на пальцах объяснять звук барабанов глухому. По крайней мере глупо, а по большому счету бесполезно.
- И все-таки, я хотела бы знать, как ты опишешь звук словами. У тебя же получится, я знаю.
Теперь темнота действительно была полной, не видно даже было их силуэтов, но он прекрасно знал, где она сидит, её рука легко касалась его бедра и слышал её сопение, в ожидании хотя бы одного его слова.
- А всегда ли стоит идти до конца, на поводу стремлению узнать правду?
- Всегда. И если ты спросишь, сомневаюсь ли я, я отвечу нет. И буду права. Ты ведь всегда так делаешь, доводишь всех и вся до крайности в угоду интересу. А где интерес, там и правда.
Как только она обронила последнюю фразу, он резко повернулся к ней и легонько поцеловал в губы, ровно так, чтобы едва она осознала, что же произошло, он успел подняться и подойти к двери.
- Сейчас приду – сказав это, он начал прикрывать за собой дверь
- Ведь твое сердце тоже иногда шепчет тебе.
- Я знаю. – едва заметно послышалось из-за уже закрытой двери.
221
Коридор был почти пуст. Несколько человек сидели на мягких стульях в ожидании своей очереди в кабинет с номером 221. Тихо играло радио из колонки, прикрепленной под потолком.
Стук в дверь. Какая-то дама далеко за сорок посмотрела на молодого человека, который вне очереди решил зайти в кабинет.
- Не входить!
- И даже мне, Роман? – Лицо парня расплылось в широкой улыбке, вяглянув из-за двери.
Лицо, сидящего за столом мужчины, вытянулось от измуления, что для нашего героя означало как «милости просим».
- Зачем явлися? Хочешь в очередной раз подлить масла в огонь? Или вывести меня из себя, как это обычно бывает?
- Нет-нет, все гораздо сложнее и проще одновременно.
- Сомневаюсь я, что у тебя хоть когда-то что-то бывает просто. – Хозяин кабинета пристально смотрел на парня, пытая разгадать что он придумал на этот раз.
- Ты ни за что не поймешь зачем я пришел, как ни старайся.
- Раз так, то говори все как есть и сразу. Только пожалуйста, сделай это как можно быстрее и исчезни!
- Мне нужна твоя помощь. – Сказал наш герой и положил желтый конверт на стол.
- Что-что? Помощь?
- Да.
Сидящий в кресле просто обо млел от удивления.
- Ты же не просишь помощи. Ни у кого.
- Ну, времена меняются, а обстоятельства порою вынуждают делать вещи не самые приятные.
- Но это же твой принцип!
- Принцип? Да подавитесь своими принципами, у меня их нет. Зачем они мне нужны, если рано или поздно помешают осуществить задуманное? Мне ничего не стоит отказаться от чего угодно. И от своих убеждений тоже.
- И ты хочешь получить эту помощь от меня?
- Ну ты же у нас юрист, а в этом конверте все необходисые детали и твоя задача. Рассказывать сам не буду, и так не по себе от этой выходки.
- Это точно.
Роман было потянулся к конверту чтобы вскрыть его, но наш герой приклый желтый сверток рукой.
- Но-но! Я же сказал, мне не по себе, а ты издеваешься еще!
- Возможность досадить тебе представляется раз в жизни. Грех не воспользоваться.
- Но ведь и я тебя в очередной раз удивил? Верно?
- Как обычно верно.
Стук в дверь. Какая-то дама далеко за сорок посмотрела на молодого человека, который вне очереди решил зайти в кабинет.
- Не входить!
- И даже мне, Роман? – Лицо парня расплылось в широкой улыбке, вяглянув из-за двери.
Лицо, сидящего за столом мужчины, вытянулось от измуления, что для нашего героя означало как «милости просим».
- Зачем явлися? Хочешь в очередной раз подлить масла в огонь? Или вывести меня из себя, как это обычно бывает?
- Нет-нет, все гораздо сложнее и проще одновременно.
- Сомневаюсь я, что у тебя хоть когда-то что-то бывает просто. – Хозяин кабинета пристально смотрел на парня, пытая разгадать что он придумал на этот раз.
- Ты ни за что не поймешь зачем я пришел, как ни старайся.
- Раз так, то говори все как есть и сразу. Только пожалуйста, сделай это как можно быстрее и исчезни!
- Мне нужна твоя помощь. – Сказал наш герой и положил желтый конверт на стол.
- Что-что? Помощь?
- Да.
Сидящий в кресле просто обо млел от удивления.
- Ты же не просишь помощи. Ни у кого.
- Ну, времена меняются, а обстоятельства порою вынуждают делать вещи не самые приятные.
- Но это же твой принцип!
- Принцип? Да подавитесь своими принципами, у меня их нет. Зачем они мне нужны, если рано или поздно помешают осуществить задуманное? Мне ничего не стоит отказаться от чего угодно. И от своих убеждений тоже.
- И ты хочешь получить эту помощь от меня?
- Ну ты же у нас юрист, а в этом конверте все необходисые детали и твоя задача. Рассказывать сам не буду, и так не по себе от этой выходки.
- Это точно.
Роман было потянулся к конверту чтобы вскрыть его, но наш герой приклый желтый сверток рукой.
- Но-но! Я же сказал, мне не по себе, а ты издеваешься еще!
- Возможность досадить тебе представляется раз в жизни. Грех не воспользоваться.
- Но ведь и я тебя в очередной раз удивил? Верно?
- Как обычно верно.
Больше чем
- Помнишь, когда мы стобой познакомились?
- Нет, не помню.
- Три года назад… - Он поднял глаза чуть вверх и хотел уж было выдать трогательную историю, как она его перебила.
- Плевать.
- Тебе совсем неинтересно? – С полуулыбкой и интригующим взглядом спросил он.
- Совсем. Но есть одна вещь, которая мне интересна.
- Какая же?
- Когда ты от меня отстанешь. – Она затянулась сигаретой и бросила окурок вниз, с балкона самого последнего этажа самого высокого дома вокруге. Он перел на нее взгляд и увидел, с какой непринужденностью она это сделала.
- Ты так этого хочешь?
- Хочу или нет, это мое дело. Мне интересно когда.
- Прямо сейчас, если ты попросишь.
- Не интересно. – Скривила губы, как будто учуяла запах несвежих фруктов, - А сам когда?
- Никогда. – Он все так же смотрел на нее немигающим взглядом.
- Ты слишком категоричен, это на тебя не похоже. Ты стал совсем другим. Пытаешься прикрыть свою мягкотелость решительностью в суждениях. Стараешься всем своим видом показывать насколько ты уверен в своей правоте. А на самом деле ты просто безвольный дурак.
- Наверняка.
- Вот и сейчас ты просто соглашаешься, не в силах спорить с тем, над кем не властен. Над тем, кому на тебя, по большому счету, плевать.
- Значит тебе на меня плевать.
- «По большому счету» - понятие растяжимое.
В который раз уже, она подслащивала пилюлю резкой правдыпризрачной надеждой. В который раз он на это соглашался.
- Не настолько, насколько бы этого хотелось.
- Но вот твоя натура дает о себе знать. Ты не хочешь спорить, но не можешь сопротивляться самому себе. А знашеь, что будет потом? Ты просто сбежишь от меня, не в силах выдержать груза собственных противоречий. А дома, будешь вспоминать этот момент и думать: «Как бы лучше всего было себя вести тогда?»
- И что мне на это ответить?
Он стоял и все так же смотрел на её, повернувшуюся к нему впрофиль, смотрящую на восходящее над домами солнце.
-А обязательно отвечать? Конечно, надо же поддержать разговор. Ведь если не будешь отвечать, комментировать и спрашивать в ответ, то я буду молчать. Тебя гнетет это. Ты испытываешь чувство стыда за то, что не можешь перекинуться со мной хотя бы парой слов. И сейчас ты испытываешь одно из самых больших удовольствий в жизни, когда я говорю так много и о тебе. А потом в мыслях будешь раз за разом прокручивать каждое мое слово. Вспоминать интонацию. Жесты. Ты ведь неспроста на меня так внимательно смотришь. Ценишь момент, когда я говорю с тобой.
- Ты жестока.
- Нет. Это ты жесток, поступая так же с другими. Тебе это нек лицу. По-крайней мере, было. Когда-то. Начал мне подражать. Той, которая просто есть такая. Злобная, мелочная, местами жестокая. Но я не играю. Я родилась такой. А ты хотел мне понравится. Играл с людьми, играл с собой. А теперь – плати по счетам. Наслаждайся тем, что несешь другим. Боль, стыд, гнев. Почувствуй всю силу этих эмоций. Что, нравится?
- Это есть.
- Ага. Теперь прикрылся фасадом покорности и повиновения. Просто блеск. Хороший актер – неважный человек. Двуличный. Да даже больше чем двуличный. А себя не потерял еще? Не забыл, кто ты есть на самом деле?
- Забыл.
- Хочешь вызвать жалость к себе? Ну конечно, это же я во всем виновата. Во мне нет ни капли жалости. Ничего. Я тебя даже не не-люблю. Ты мне даже не не не-нравишься. Ты мне вообще никак.
- Я знаю.
- Тогда зачем ты пришел, когда я тебе позвонила?
- Потому что ты мне больше, чем не не -нравишься.
- Нет, не помню.
- Три года назад… - Он поднял глаза чуть вверх и хотел уж было выдать трогательную историю, как она его перебила.
- Плевать.
- Тебе совсем неинтересно? – С полуулыбкой и интригующим взглядом спросил он.
- Совсем. Но есть одна вещь, которая мне интересна.
- Какая же?
- Когда ты от меня отстанешь. – Она затянулась сигаретой и бросила окурок вниз, с балкона самого последнего этажа самого высокого дома вокруге. Он перел на нее взгляд и увидел, с какой непринужденностью она это сделала.
- Ты так этого хочешь?
- Хочу или нет, это мое дело. Мне интересно когда.
- Прямо сейчас, если ты попросишь.
- Не интересно. – Скривила губы, как будто учуяла запах несвежих фруктов, - А сам когда?
- Никогда. – Он все так же смотрел на нее немигающим взглядом.
- Ты слишком категоричен, это на тебя не похоже. Ты стал совсем другим. Пытаешься прикрыть свою мягкотелость решительностью в суждениях. Стараешься всем своим видом показывать насколько ты уверен в своей правоте. А на самом деле ты просто безвольный дурак.
- Наверняка.
- Вот и сейчас ты просто соглашаешься, не в силах спорить с тем, над кем не властен. Над тем, кому на тебя, по большому счету, плевать.
- Значит тебе на меня плевать.
- «По большому счету» - понятие растяжимое.
В который раз уже, она подслащивала пилюлю резкой правдыпризрачной надеждой. В который раз он на это соглашался.
- Не настолько, насколько бы этого хотелось.
- Но вот твоя натура дает о себе знать. Ты не хочешь спорить, но не можешь сопротивляться самому себе. А знашеь, что будет потом? Ты просто сбежишь от меня, не в силах выдержать груза собственных противоречий. А дома, будешь вспоминать этот момент и думать: «Как бы лучше всего было себя вести тогда?»
- И что мне на это ответить?
Он стоял и все так же смотрел на её, повернувшуюся к нему впрофиль, смотрящую на восходящее над домами солнце.
-А обязательно отвечать? Конечно, надо же поддержать разговор. Ведь если не будешь отвечать, комментировать и спрашивать в ответ, то я буду молчать. Тебя гнетет это. Ты испытываешь чувство стыда за то, что не можешь перекинуться со мной хотя бы парой слов. И сейчас ты испытываешь одно из самых больших удовольствий в жизни, когда я говорю так много и о тебе. А потом в мыслях будешь раз за разом прокручивать каждое мое слово. Вспоминать интонацию. Жесты. Ты ведь неспроста на меня так внимательно смотришь. Ценишь момент, когда я говорю с тобой.
- Ты жестока.
- Нет. Это ты жесток, поступая так же с другими. Тебе это нек лицу. По-крайней мере, было. Когда-то. Начал мне подражать. Той, которая просто есть такая. Злобная, мелочная, местами жестокая. Но я не играю. Я родилась такой. А ты хотел мне понравится. Играл с людьми, играл с собой. А теперь – плати по счетам. Наслаждайся тем, что несешь другим. Боль, стыд, гнев. Почувствуй всю силу этих эмоций. Что, нравится?
- Это есть.
- Ага. Теперь прикрылся фасадом покорности и повиновения. Просто блеск. Хороший актер – неважный человек. Двуличный. Да даже больше чем двуличный. А себя не потерял еще? Не забыл, кто ты есть на самом деле?
- Забыл.
- Хочешь вызвать жалость к себе? Ну конечно, это же я во всем виновата. Во мне нет ни капли жалости. Ничего. Я тебя даже не не-люблю. Ты мне даже не не не-нравишься. Ты мне вообще никак.
- Я знаю.
- Тогда зачем ты пришел, когда я тебе позвонила?
- Потому что ты мне больше, чем не не -нравишься.
Сладкая вата
По летнему парку шли двое. Солнце освещало их лица, а тополиный пух все так и норовил залететь им в глаза и волосы, чему помогал прохладный ветерок, заставляя молодого человека съеживаться от холода.
- Мне надо уйти. - сказал он как ни в чем не бывало, бросая остаток сигареты в урну, что была в пяти метрах от него.
- Хорошо, когда тебя ждать? - девушка проводила взглядом окурок, который ударился о край и, отскочив, упал на мощеную дорожку.
- Можешь не ждать. - все таким же обыденным и серым голосом проговорил он.
- Ладно, я тогда поеду домой и поужинаю без тебя.
- Хорошо.
После этого короткого диалога они в молчании. Парень достал очередную сигарету и начал дымить, в попытках сотворить хоть что-то похожее на колечко, но все, что у него получалось - тоненькая струйка синевато-серого дыма, которая была едва видна в такой похожий день. Девушка же держала его за руку и смотрела куда-то вперед. Не в первый раз он так пропадал. Удивительно, что на этот раз предупредил хотя бы. Она думала о предстоящем экзамене и о том, что в эту ночь она и поужинает одна, но уж без него спать не будет.
Проходя мимо палатки с сахарной ватой он опять заговорил:
- Мне надо уйти. - он остановился и попросил у продавца самый-самой сладкой ваты.
- Ты уже говорил, я подожду. - девушка смотрела ему в глаза и взяла его за обе руки.
- Ты не поняла. Я ухожу насовсем. - он отвел взгляд в сторону сладкой ваты, которую почти насадили на палочку.
- Куда? - В её глазах промелькнул интерес и задор.
- От тебя. - Он повернулся в сторону и взял сладкую вату двумя руками. - Хочешь присесть?
- Нет. Мне и так все ясно.
- И что тебе ясно? - Он пронятул вату ей.
- Что у тебя очередной помутнение и тебя клинит. Это пройдет.
- Нет. - Он пошел по направлению к скамейке, сел и закурил, ожидая, когда она присоеденится к нему. - Ты ошибаешься.
Его лицо сохраняло спокойствие и не выражало ровно никаких эмоций. И тут до девушки постепенно начала доходить суть её слов. Он уйдет. И уйдет, видимо, навсегда.
- Но почему?
- А ты как думаешь? - Он смотрел вниз, туда, где тополиный пух перекатывался под дуновениями ветра по мощеной аллее.
- А ты не можешь ответить? - Она стояла прямо напротив него. Со сладкой сахарной ватой в руках, но от того, казавшаяся еще более грозной.
- Могу, но боюсь, тебе не понравится.
- Говори как есть.
- Мы просто не можем быть вместе.
- Это почему же? Нашел кого-то получше?
- Нет.
- Тогда что же? -она была в замешательстве. И ни солнце, ни прохладный ветер, ни сладкая вата не могли остановить стремительно нараставшее отчаяние, которое настигло её врасплох.
- Просто. Просто ты не можешь мне дать мечту. Я все эти месяцы искренне желал быть с тобой. Если бы ты знала, как мне было спокойно все это время. Так хорошо, как бывало очень редко. Но чем дольше я с тобой - тем дальше моя мечта.
- Какая к чертям мечта? - Её взгляд наполнился злобой на него, на саму себя и на его идиотские слова о какой-то мечте.
- У этой мечты самое красивое имя на свете. Всего четыре буквы, но такие, которые я не могу вырвать из себя самого.
- Значит все-таки нашел кого-то получше.
- Я никогда не искал её. Зато потерял сам и очень давно. Но с каждым прожитым днем эта мечта все больше становится для меня смыслом. А ты, а ты просто живи дальше. Без меня.
Он встал со скамейки и ушел через газон вглубь парка. Она провожала его взглядом так долго, пока его силуэт не скрылся за стволами деревьев. Она все-таки села на скамейку и посмотрела на сладкую вату. Она откусила небольшую часть, которая на вкус оказалась чуть соленой. Вся сахарная вата была покрыла маленьки солеными капельками.
- Мне надо уйти. - сказал он как ни в чем не бывало, бросая остаток сигареты в урну, что была в пяти метрах от него.
- Хорошо, когда тебя ждать? - девушка проводила взглядом окурок, который ударился о край и, отскочив, упал на мощеную дорожку.
- Можешь не ждать. - все таким же обыденным и серым голосом проговорил он.
- Ладно, я тогда поеду домой и поужинаю без тебя.
- Хорошо.
После этого короткого диалога они в молчании. Парень достал очередную сигарету и начал дымить, в попытках сотворить хоть что-то похожее на колечко, но все, что у него получалось - тоненькая струйка синевато-серого дыма, которая была едва видна в такой похожий день. Девушка же держала его за руку и смотрела куда-то вперед. Не в первый раз он так пропадал. Удивительно, что на этот раз предупредил хотя бы. Она думала о предстоящем экзамене и о том, что в эту ночь она и поужинает одна, но уж без него спать не будет.
Проходя мимо палатки с сахарной ватой он опять заговорил:
- Мне надо уйти. - он остановился и попросил у продавца самый-самой сладкой ваты.
- Ты уже говорил, я подожду. - девушка смотрела ему в глаза и взяла его за обе руки.
- Ты не поняла. Я ухожу насовсем. - он отвел взгляд в сторону сладкой ваты, которую почти насадили на палочку.
- Куда? - В её глазах промелькнул интерес и задор.
- От тебя. - Он повернулся в сторону и взял сладкую вату двумя руками. - Хочешь присесть?
- Нет. Мне и так все ясно.
- И что тебе ясно? - Он пронятул вату ей.
- Что у тебя очередной помутнение и тебя клинит. Это пройдет.
- Нет. - Он пошел по направлению к скамейке, сел и закурил, ожидая, когда она присоеденится к нему. - Ты ошибаешься.
Его лицо сохраняло спокойствие и не выражало ровно никаких эмоций. И тут до девушки постепенно начала доходить суть её слов. Он уйдет. И уйдет, видимо, навсегда.
- Но почему?
- А ты как думаешь? - Он смотрел вниз, туда, где тополиный пух перекатывался под дуновениями ветра по мощеной аллее.
- А ты не можешь ответить? - Она стояла прямо напротив него. Со сладкой сахарной ватой в руках, но от того, казавшаяся еще более грозной.
- Могу, но боюсь, тебе не понравится.
- Говори как есть.
- Мы просто не можем быть вместе.
- Это почему же? Нашел кого-то получше?
- Нет.
- Тогда что же? -она была в замешательстве. И ни солнце, ни прохладный ветер, ни сладкая вата не могли остановить стремительно нараставшее отчаяние, которое настигло её врасплох.
- Просто. Просто ты не можешь мне дать мечту. Я все эти месяцы искренне желал быть с тобой. Если бы ты знала, как мне было спокойно все это время. Так хорошо, как бывало очень редко. Но чем дольше я с тобой - тем дальше моя мечта.
- Какая к чертям мечта? - Её взгляд наполнился злобой на него, на саму себя и на его идиотские слова о какой-то мечте.
- У этой мечты самое красивое имя на свете. Всего четыре буквы, но такие, которые я не могу вырвать из себя самого.
- Значит все-таки нашел кого-то получше.
- Я никогда не искал её. Зато потерял сам и очень давно. Но с каждым прожитым днем эта мечта все больше становится для меня смыслом. А ты, а ты просто живи дальше. Без меня.
Он встал со скамейки и ушел через газон вглубь парка. Она провожала его взглядом так долго, пока его силуэт не скрылся за стволами деревьев. Она все-таки села на скамейку и посмотрела на сладкую вату. Она откусила небольшую часть, которая на вкус оказалась чуть соленой. Вся сахарная вата была покрыла маленьки солеными капельками.
воскресенье, 20 июня 2010 г.
Рутина
«Надо сесть и сделать. Просто сделать. Просто начать и сделать. Я знаю, у меня должно получится».
С такими мыслями он сел за стол и открыл крышку ноутбука. Машина приветливо дала знать, что вышла из спящего режима и встретила его окном, наполненным таблицами и гарфиками разных мастей, но все об одном и том же – о работе.
«Сейчас я возьму и все сделаю. Надо только определиться, что именно мне надо сделать». Взяв в руки тетрадный листок и карандаш, он начал писать пункты необходимых действий и их порядок. Тут же стал набрасывать эскизы каких-то рисунков и через 20 минут на листке не осталось живого места. Окинув это безобразие критическим взглядом, он решил, что это ни на что не годится и вырвал из тетради еще один разворот. Вместо карандаша оказалась синяя гелевая ручка.
Минтуа за минутой, строчка за строчкой, начал вырисовываться план действий. Через полчаса усилий он был идеален.
«Дело за малым. За расписанием». Выделив оборотную сторону листка он начал прикидывать когда и сколько по времени он будет заниматься каждым пунктом палана. На этот раз все вышло гораздо удачливее и расписание получилось с первой попытки без всяких лишних пометок.
«До выполнения первого пункта у меня есть еще десять минут. Самое время перекурить». Он вытащил из кармана сигаретку и закурил, только после этого вспомнив, что пепельницы под рукой нет. Не беда. Под это но решил приспособить пустую пластиковую коробку из-под пустых дисков: «Уж ежели не сработает – окно тут рядом. Ничего страшного». Свернув на мониторе все графики и таблицы, он дважды кликнул на зеленый цветочек в правом нижнем углу экрана. Еще через миг он щелкнул по нему правой кнопкой и нажал «Закрыть». «Я же в конце концов собрался работать» - сам себе заявил и рассмеялся от этой серьезности, которую сам от себя не ожидал.
«Итак, на часах без одной минуты час Ч, поехали!» - с такими словами он развернул все окна и бросился в рутину вычислений.
С такими мыслями он сел за стол и открыл крышку ноутбука. Машина приветливо дала знать, что вышла из спящего режима и встретила его окном, наполненным таблицами и гарфиками разных мастей, но все об одном и том же – о работе.
«Сейчас я возьму и все сделаю. Надо только определиться, что именно мне надо сделать». Взяв в руки тетрадный листок и карандаш, он начал писать пункты необходимых действий и их порядок. Тут же стал набрасывать эскизы каких-то рисунков и через 20 минут на листке не осталось живого места. Окинув это безобразие критическим взглядом, он решил, что это ни на что не годится и вырвал из тетради еще один разворот. Вместо карандаша оказалась синяя гелевая ручка.
Минтуа за минутой, строчка за строчкой, начал вырисовываться план действий. Через полчаса усилий он был идеален.
«Дело за малым. За расписанием». Выделив оборотную сторону листка он начал прикидывать когда и сколько по времени он будет заниматься каждым пунктом палана. На этот раз все вышло гораздо удачливее и расписание получилось с первой попытки без всяких лишних пометок.
«До выполнения первого пункта у меня есть еще десять минут. Самое время перекурить». Он вытащил из кармана сигаретку и закурил, только после этого вспомнив, что пепельницы под рукой нет. Не беда. Под это но решил приспособить пустую пластиковую коробку из-под пустых дисков: «Уж ежели не сработает – окно тут рядом. Ничего страшного». Свернув на мониторе все графики и таблицы, он дважды кликнул на зеленый цветочек в правом нижнем углу экрана. Еще через миг он щелкнул по нему правой кнопкой и нажал «Закрыть». «Я же в конце концов собрался работать» - сам себе заявил и рассмеялся от этой серьезности, которую сам от себя не ожидал.
«Итак, на часах без одной минуты час Ч, поехали!» - с такими словами он развернул все окна и бросился в рутину вычислений.
Тишина
Звук мяча, влетавшего в ворота и ударившегося о сетку. Шепот старушек, обсуждающих на лавочке какие-сплатки. Справа две молодые мамы с колясками смотрят на своих спящих чад. Вот ветру покачивается старый прогнивший забор, издавая противный скрип. Крики маленьких ребятишек, играющих в догонялки на детской площадке. Один из них спрятался под саму горку, как будто его никто не видит и почти уверен, что его не запятнают. «Да только это разве можно сказать, что он играет, если не бегает вместе со всеми? Какое же тогда удовольствие, ежели не бегаешь?».
Мимо большого магазина, где смешно гремят тележки и много-много людей, толпа их, говорят друг с другом.
- Нет, ты только подумай! И после всего того, что я сделала, он еще мне смеет такое говорить!
- Да он просто подлец. Наплюй на него!
- Обязательно так и сделаю!
Вот так мимо него прошли две девушки с маленькими пакетами, в которых были лишь минералка и йогурты.
- В общем, давай так, я сейчас все беру, а ты подъезжай к метро. Через полчаса встретимя.
- …
- Тогда все. Договорились.
Парень с мобильным у правого уха. Такой разговор крайне логичен и ожидаем, ведь сегодня – вечер пятницы.
- А ну стой! Я кому сказала – стоять!
- Не буду! Я – ухожу!
- Вернись, быстро,а то сейчас как дам по заднице!
- Я на тебя – обиделся!
- Ну смотри, я тебе сейчас…
Вот так из магазина выходила мама с ребенком. Наверное она ему чего-то не купила, вот он так и раскапризничался.
«Вот уж не думал, что вокруг так интересно все. Неужели надо было просто выключить музыку?» С такими мыслями наш герой оказался на пороге своего дома, с улыбкой от уха до уха и еще большей – в мыслях.
Мимо большого магазина, где смешно гремят тележки и много-много людей, толпа их, говорят друг с другом.
- Нет, ты только подумай! И после всего того, что я сделала, он еще мне смеет такое говорить!
- Да он просто подлец. Наплюй на него!
- Обязательно так и сделаю!
Вот так мимо него прошли две девушки с маленькими пакетами, в которых были лишь минералка и йогурты.
- В общем, давай так, я сейчас все беру, а ты подъезжай к метро. Через полчаса встретимя.
- …
- Тогда все. Договорились.
Парень с мобильным у правого уха. Такой разговор крайне логичен и ожидаем, ведь сегодня – вечер пятницы.
- А ну стой! Я кому сказала – стоять!
- Не буду! Я – ухожу!
- Вернись, быстро,а то сейчас как дам по заднице!
- Я на тебя – обиделся!
- Ну смотри, я тебе сейчас…
Вот так из магазина выходила мама с ребенком. Наверное она ему чего-то не купила, вот он так и раскапризничался.
«Вот уж не думал, что вокруг так интересно все. Неужели надо было просто выключить музыку?» С такими мыслями наш герой оказался на пороге своего дома, с улыбкой от уха до уха и еще большей – в мыслях.
Весна
Как изобразить в тексте свист? Едва ли кто-то знает. Но юноша, высунувшийся из-за окна ранним утром, когда просыпалишь лишь питцы и солнце, именно свистел. Карниз, на который он положил руки, был весь в мелких каплях. Как будто после дождя. Но это был расстаявший снег. Едва-едва поднимающееся солнце освещало улицу, где последние сугробы переливались блеском своих последних дней. Весна будила природу, медленно и неуклонно температура воздуха повышалась день ото дня.
Наверное сложно улыбаться и свистеть, но у него получалось. Какая-то простая мелодия, но её все равно было не узнать из-за того, что он не мог не фальшивить. Каждому свое. Зато не все с музыкальным слухом улыбались в это утро. На фоне неба пролетали птицы. Даже нет, они кружили, выписывая замысловатые узоры, вещая миру о том, что зима пережита.
«Неужели дождался» - была единственная мысль, которая занимала все его сознание, в то время как подсознание контролировало тело, чтобы оно из окна не вывалилось и сигаретой само себя не обожгло.
Прошло чуть больше трех месяцев с того момента, как земля покрылась снегом, а каждое утро его встречало ночное небо. Гнетущее ощущение вечной ночи, когда в дневное время солнце спрятано за облаками, когда на мысли опускается свинцовое одеяло. Когда любое действие сковано ощущением неизбежности краха. Тогда, когда жить хочется меньше всего. Когда самое большое счастье – проспать большую часть дня в облаках мечтаний, где светит солнце и вокруг радостные лица. Где все отличается от угрюмых выражений лиц в метро. Где есть жизнь. А не это существование в ожидании весны.
Солнце поднялось достаточно высоко, ослепив его ярким светом разгорающейся жизни. Зажмурившись, он сделал последнюю затяжку. Он дождался жизни. Дождался, фальшиво насвистывая простенькую мелодию.
Наверное сложно улыбаться и свистеть, но у него получалось. Какая-то простая мелодия, но её все равно было не узнать из-за того, что он не мог не фальшивить. Каждому свое. Зато не все с музыкальным слухом улыбались в это утро. На фоне неба пролетали птицы. Даже нет, они кружили, выписывая замысловатые узоры, вещая миру о том, что зима пережита.
«Неужели дождался» - была единственная мысль, которая занимала все его сознание, в то время как подсознание контролировало тело, чтобы оно из окна не вывалилось и сигаретой само себя не обожгло.
Прошло чуть больше трех месяцев с того момента, как земля покрылась снегом, а каждое утро его встречало ночное небо. Гнетущее ощущение вечной ночи, когда в дневное время солнце спрятано за облаками, когда на мысли опускается свинцовое одеяло. Когда любое действие сковано ощущением неизбежности краха. Тогда, когда жить хочется меньше всего. Когда самое большое счастье – проспать большую часть дня в облаках мечтаний, где светит солнце и вокруг радостные лица. Где все отличается от угрюмых выражений лиц в метро. Где есть жизнь. А не это существование в ожидании весны.
Солнце поднялось достаточно высоко, ослепив его ярким светом разгорающейся жизни. Зажмурившись, он сделал последнюю затяжку. Он дождался жизни. Дождался, фальшиво насвистывая простенькую мелодию.
Обернись
- Эй! Так ты будешь брать себе что-нибудь? Твоя очередь. – обратилсся к нему Илья.
- Да-да. – Он повернулся лицо к кассе, – Можно пожалуйста кофе. Да, с сахаром.
- Что-нибудь еще? – девушка у кассы смотрела на него с отсутствующим видом, задавая обязательный вопрос, хотя по нему и так было видно, что кроме кофе ничегошеньки ему не надо.
- Нет, спасибо. Только кофе.
- Пожалуйста.
Кофейный автомат зажужжал. Наливая по капельке черный кофе в пластиковый стананчик коричневого цвета. Как будто от этого вкус напитка, купленного где-то на улице в летнем кафе, мог улучшиться.
- Девушка, будте так добры черный чай, с сахаром, булочку с маком и два пирожных, вот-вот, которые позади вас. Да, с курагой.
- Это называется корзиночки! – произнесла девушка и устало потянулась к полке, что была у нее за спиной.
- Буду знать! – радостно ответил Илья и потянулся за кошельком для оплаты заказа.
Меньше чем через полминуты они направились к столику, где их уже ждали коллеги. Большой зонт из центра стола очень удачно закрывал от солнца всех за ним сидящих, наслаждающихся летним солнцем в обеденный перерыв.
- Ну что, приятного аппетита, господа хорошие! – чуть ли не прокричал Илья, подсаживаясь в ним, попутно откусывая от пирожного, которое на самом деле называется корзиночкой.
- И тебе!
- Да, спасибо.
- Взаимно.
- Жевал бы лучше свое пирожное – с серьезным видом овтетил наш герой, на что все только рассмеялись его нарочитой грубости, вт о время как ветер сдувал со стола салфетки, бережно положенные на тарелки к выпечке.
День шел своим чередом, за обеденным перерывом опять ждала работа. Повернув свой стул на сто восемьдесят градусов наш молодой человек начал смотреть на вид проспекта, с проезжающими машинами и пешеходами, снующими туда-сюда по конечно очень важным для них причинам. На дороге к кафе ветер рисовал песком замысловатые завихряющиеся узоры, привлекая в этот танец парочку прозрачных пакетов, которые кто-то выкинул прямо посреди улицы. Восходящие потоки то и дело стремили их к небу, сменяясь нисходящими, взавливающими на них тяжесть собственного веса, приковывая к земле, заставляя подгребать под себя песок и окурки.
Но через миг этот день перестал быть просто очередным. Из-за поворота показалась девушка. Ветер так же, как и все остальное, не щадил её длинных волос, запутывая их, кидая из стороны в сторону. Легкой походкой она шла мимо кафе, как будто его и не было. Да и кто знает, о чем она вообще думала.
«Интересно, о чем она сейчас думает? Куда идет? Неважно, зато теперь я знаю в какую сторону она идет после работы. Так ли важно, о чем она при этом думает?»
Он все сидел и смотрел на нее, каждую секунду повторяя про себя «обернись!», глоток за глотком попивая паршивый кофе. С каждым глотком она становилась все меньше, уходя куда-то вдаль, к своему дому или еще черт знаект к чему. В любом случае, подальше от этого места и от него.
Допив кофе, он вспомнил что не один и развернулся обратно к столу, где Илья в очередной раз рассказывал историю о том, какие же хорошие у него были выходные.
- Да-да. – Он повернулся лицо к кассе, – Можно пожалуйста кофе. Да, с сахаром.
- Что-нибудь еще? – девушка у кассы смотрела на него с отсутствующим видом, задавая обязательный вопрос, хотя по нему и так было видно, что кроме кофе ничегошеньки ему не надо.
- Нет, спасибо. Только кофе.
- Пожалуйста.
Кофейный автомат зажужжал. Наливая по капельке черный кофе в пластиковый стананчик коричневого цвета. Как будто от этого вкус напитка, купленного где-то на улице в летнем кафе, мог улучшиться.
- Девушка, будте так добры черный чай, с сахаром, булочку с маком и два пирожных, вот-вот, которые позади вас. Да, с курагой.
- Это называется корзиночки! – произнесла девушка и устало потянулась к полке, что была у нее за спиной.
- Буду знать! – радостно ответил Илья и потянулся за кошельком для оплаты заказа.
Меньше чем через полминуты они направились к столику, где их уже ждали коллеги. Большой зонт из центра стола очень удачно закрывал от солнца всех за ним сидящих, наслаждающихся летним солнцем в обеденный перерыв.
- Ну что, приятного аппетита, господа хорошие! – чуть ли не прокричал Илья, подсаживаясь в ним, попутно откусывая от пирожного, которое на самом деле называется корзиночкой.
- И тебе!
- Да, спасибо.
- Взаимно.
- Жевал бы лучше свое пирожное – с серьезным видом овтетил наш герой, на что все только рассмеялись его нарочитой грубости, вт о время как ветер сдувал со стола салфетки, бережно положенные на тарелки к выпечке.
День шел своим чередом, за обеденным перерывом опять ждала работа. Повернув свой стул на сто восемьдесят градусов наш молодой человек начал смотреть на вид проспекта, с проезжающими машинами и пешеходами, снующими туда-сюда по конечно очень важным для них причинам. На дороге к кафе ветер рисовал песком замысловатые завихряющиеся узоры, привлекая в этот танец парочку прозрачных пакетов, которые кто-то выкинул прямо посреди улицы. Восходящие потоки то и дело стремили их к небу, сменяясь нисходящими, взавливающими на них тяжесть собственного веса, приковывая к земле, заставляя подгребать под себя песок и окурки.
Но через миг этот день перестал быть просто очередным. Из-за поворота показалась девушка. Ветер так же, как и все остальное, не щадил её длинных волос, запутывая их, кидая из стороны в сторону. Легкой походкой она шла мимо кафе, как будто его и не было. Да и кто знает, о чем она вообще думала.
«Интересно, о чем она сейчас думает? Куда идет? Неважно, зато теперь я знаю в какую сторону она идет после работы. Так ли важно, о чем она при этом думает?»
Он все сидел и смотрел на нее, каждую секунду повторяя про себя «обернись!», глоток за глотком попивая паршивый кофе. С каждым глотком она становилась все меньше, уходя куда-то вдаль, к своему дому или еще черт знаект к чему. В любом случае, подальше от этого места и от него.
Допив кофе, он вспомнил что не один и развернулся обратно к столу, где Илья в очередной раз рассказывал историю о том, какие же хорошие у него были выходные.
понедельник, 14 июня 2010 г.
Доволен
- Тебе надо лечиться.
- Нет.
- Не убегай от своих проблем, ты их только усугубляешь. Отрицание - это только начало борьбы с проблемой!
- Я болен.
- Вот видишь! Ты признал, что проблема есть, можно начинать с ней бороться!
- Но мне не надо лечиться.
- Опять ты за свое. Надо, не надо. Ты сам не знаешь, чего хочешь.
- Зато прекрасно знаю, чего я не хочу. И в этом, уж прости меня, переубедить человека крайне сложно. Подчас невыносимо.
- Ты же неглупый! Как тебе не понять, что это пойдет тебе на пользу?
- Что - "это"?
- Как что? Помощь. Я сделаю тебя здоровым. Мы сделаем. Вместе!
- И что от меня останется?
- Ты.
- Я? А кто это? Кажется, есть только одно "я". И оно есть все то, чем человек является здесь и сейчас. Вот в эту самую минуту, например... - он закурил сигарету и опустился на асфальт, прямо по середине тротуара.
- Но ведь ты остаешься "ты" и через год. разве нет? - она села на корточки подле него так, чтобы смотреть ему в глаза, которые он упорно отводил куда-то вдаль, куда угодно, но лишь бы не смотреть на нее.
- Разве да? Это буду другой "я". И самое прекрасное, что каждое "я" довольно тем, что оно есть сейчас и не думает о том, где оно будет, скажем, через год.
- А не хочешь радоваться жизни?
- Зачем радоваться, если я просто всем доволен? Доволен вот этими дешевыми сигаретами, поскольку на нормальные денег у меня, как обычно, не хватает. Я доволен часами, проведенными на улицах города, блуждая под дым сигарет среди незнакомых мне людей. Я доволен всем, в том числе и собой, и зачем, спрашивается, мне чему-то радоваться?
- Чтобы быть человеком! Человек создан для счастья, радости, эмоций!
- Готов согласиться с последним. Ты бы знала, сколько эмоций у меня появляется, когда я смотрю на целующихся людей в метро, на тех, кто идет по парку рука об руку, кто сидит на скамейках в объятьях друг друга. Просто фонтан переживаний.
- И ты не хочешь так же? Чтобы тебя кто-то обнимал, целовал, чтобы о тебе думали и хотели быть с тобой рядом? - она легонько коснулась его подбородка и направила его лицо прямо к себе, взглянув в пустоту глаз, в лицо, выражавшее такое спокойствие, которое никогда ей не встречалось. Спокойствие, которое отдавало чем-то мало сопряженным с миром.
- Хочу, но зачем? Я же всем доволен.
- Нет.
- Не убегай от своих проблем, ты их только усугубляешь. Отрицание - это только начало борьбы с проблемой!
- Я болен.
- Вот видишь! Ты признал, что проблема есть, можно начинать с ней бороться!
- Но мне не надо лечиться.
- Опять ты за свое. Надо, не надо. Ты сам не знаешь, чего хочешь.
- Зато прекрасно знаю, чего я не хочу. И в этом, уж прости меня, переубедить человека крайне сложно. Подчас невыносимо.
- Ты же неглупый! Как тебе не понять, что это пойдет тебе на пользу?
- Что - "это"?
- Как что? Помощь. Я сделаю тебя здоровым. Мы сделаем. Вместе!
- И что от меня останется?
- Ты.
- Я? А кто это? Кажется, есть только одно "я". И оно есть все то, чем человек является здесь и сейчас. Вот в эту самую минуту, например... - он закурил сигарету и опустился на асфальт, прямо по середине тротуара.
- Но ведь ты остаешься "ты" и через год. разве нет? - она села на корточки подле него так, чтобы смотреть ему в глаза, которые он упорно отводил куда-то вдаль, куда угодно, но лишь бы не смотреть на нее.
- Разве да? Это буду другой "я". И самое прекрасное, что каждое "я" довольно тем, что оно есть сейчас и не думает о том, где оно будет, скажем, через год.
- А не хочешь радоваться жизни?
- Зачем радоваться, если я просто всем доволен? Доволен вот этими дешевыми сигаретами, поскольку на нормальные денег у меня, как обычно, не хватает. Я доволен часами, проведенными на улицах города, блуждая под дым сигарет среди незнакомых мне людей. Я доволен всем, в том числе и собой, и зачем, спрашивается, мне чему-то радоваться?
- Чтобы быть человеком! Человек создан для счастья, радости, эмоций!
- Готов согласиться с последним. Ты бы знала, сколько эмоций у меня появляется, когда я смотрю на целующихся людей в метро, на тех, кто идет по парку рука об руку, кто сидит на скамейках в объятьях друг друга. Просто фонтан переживаний.
- И ты не хочешь так же? Чтобы тебя кто-то обнимал, целовал, чтобы о тебе думали и хотели быть с тобой рядом? - она легонько коснулась его подбородка и направила его лицо прямо к себе, взглянув в пустоту глаз, в лицо, выражавшее такое спокойствие, которое никогда ей не встречалось. Спокойствие, которое отдавало чем-то мало сопряженным с миром.
- Хочу, но зачем? Я же всем доволен.
#4
Шло время. Минуты, дни, месяцы пролетали за окном, а он все думал о той. С кем бы никогда не расставался, если бы мог вообще быть с ней рядом.
Хотя, нет, появилась новая мысль. Мысль о том, что это лишь пустота. Сотворил себе кумира. Дурак, закрыл глаза и живет в грезах. Да, внешность, только внешность и мысли о прошлом связывали его с ней. Её с ним не связывало вообще ничего.
Прошла уже боль, азарт и энтузиазм. Он понимает это, но не может отказаться от глупой затеи. Боится просто. Не знает, как жить без прошлого. Увязший в трясине воспоминаний не хватается за руку помощи настоящего. Да пошел весь мир к черту. Пусть они все, все живут в настоящем, а он будет в прошлом, вместе с ней.Но какая теперь разница? Все прошло. Скоро закончится. Все. Поменялся он. Поменялась она, поменялась музыка и любимые сигареты, напитки. Все, кроме мыслей. Изо дня в день он просыпался с её образом. Засыпал с мечтами о ней, а когда спал - ему снились её глаза.
Хотя, нет, появилась новая мысль. Мысль о том, что это лишь пустота. Сотворил себе кумира. Дурак, закрыл глаза и живет в грезах. Да, внешность, только внешность и мысли о прошлом связывали его с ней. Её с ним не связывало вообще ничего.
Прошла уже боль, азарт и энтузиазм. Он понимает это, но не может отказаться от глупой затеи. Боится просто. Не знает, как жить без прошлого. Увязший в трясине воспоминаний не хватается за руку помощи настоящего. Да пошел весь мир к черту. Пусть они все, все живут в настоящем, а он будет в прошлом, вместе с ней.Но какая теперь разница? Все прошло. Скоро закончится. Все. Поменялся он. Поменялась она, поменялась музыка и любимые сигареты, напитки. Все, кроме мыслей. Изо дня в день он просыпался с её образом. Засыпал с мечтами о ней, а когда спал - ему снились её глаза.
#2
Лежал в кровати. Его глаза были закрыты. Но. Не спал. Думал.
В голове вертелись разные мысли. Думая о ней, он понимал, что совсем не нужен. Когда они последний раз виделись - она ясно дала понять: "Ты не тот, кого я жду. А потому, я не нужна. Вот и встретились два одиночества". Так они сидели на протяжении нескольких часов. У каждого накопилось множество проблем. Как же они друг другу подходили. Она стояла, он сидел. Через десять минут она ушла, а он так и сидел. Думал. Думал о любви. Понимал, что она зла. Он любил её. Каждый второй называл её мразью, каждый третий мечтал о ней перед сном. Только никто не видел её истинной сущности. Все, кроме него, смотрели на фасад её внешности и не видели ничего за ним.
Он видел. Он знал, что она страдает. Страдает на протяжении шести лет. Он не знал, что произошло, хотя и догадывался. Дело было не в этом. Он испытывал те же чувства. Он тоже не особо хотел жить, но каждый раз, вспоминая её, находил еще одну причину просыпаться по утрам.
Лежал в кровати. Глаза закрыты. На лице умиляющая улыбка. Он спал. Я бы не хотел знать, что ему сниться.
В голове вертелись разные мысли. Думая о ней, он понимал, что совсем не нужен. Когда они последний раз виделись - она ясно дала понять: "Ты не тот, кого я жду. А потому, я не нужна. Вот и встретились два одиночества". Так они сидели на протяжении нескольких часов. У каждого накопилось множество проблем. Как же они друг другу подходили. Она стояла, он сидел. Через десять минут она ушла, а он так и сидел. Думал. Думал о любви. Понимал, что она зла. Он любил её. Каждый второй называл её мразью, каждый третий мечтал о ней перед сном. Только никто не видел её истинной сущности. Все, кроме него, смотрели на фасад её внешности и не видели ничего за ним.
Он видел. Он знал, что она страдает. Страдает на протяжении шести лет. Он не знал, что произошло, хотя и догадывался. Дело было не в этом. Он испытывал те же чувства. Он тоже не особо хотел жить, но каждый раз, вспоминая её, находил еще одну причину просыпаться по утрам.
Лежал в кровати. Глаза закрыты. На лице умиляющая улыбка. Он спал. Я бы не хотел знать, что ему сниться.
Иногда
- Чем ты занимаешься? - голос девушки нарушил тишину, которая практически полностью заполнила комнату.
- Книгу читаю. Не видно? - с нарочитой иронией он перелистнул очередную страницу книги.
- Видно, что ты полный дурак.
- Ну коли так считаешь ты, то на это явно есть основания, может, поделишься ими?
- Начнем с того, что ты скажешь где твой телефон.
- Телефон? Я не помню, положил его куда-то пару дней назад - сказал он, поудобней устроившись на диване, открыв очередной разворот книги, и очень удивился, когда увидел в её руках его телефон. - Где же ты его нашла?
- Если бы я искала. Валялся на полу кухни с тридцатью, между прочим, пропущенными звонками. Догадайся от кого?
- А можно я не буду гадать, и ты мне сразу же надаешь по шее за то и все прочее, что я пропустил? - он уж было собирался закончить фразу, но тут вспомнил одну очень важную вещь - Но только после того, как я дочитаю книгу! Или хотя бы главу!
- Ну как можно быть таким необязательным!? - разочарованно вздохнула она и собралась продолжить, как он её перебил.
- Пожалей! Давай ты продолжишь свою тираду после того, как я до конца страницы дочитаю и уберу куда подальше виновницу всего этого. И, говоря виновницу, я подуразумеваю книгу, а не тебя - с полусерьезной ухмылкой он уткнулся носом в книгу, а его глаза то и дело бегали из конца в конец, жадно вписывая слова строчка за строчкой.
- Ты не понимаешь, что сам себе хуже делаешь?
- Еще десять строчек! Потерпи с нотациями!
- Ты вообще знаешь скольких людей ты подвел?
- Никак не меньше пары тысяч за все время жизни и уж никак не менее сотни за последний год. Все, теперь я готов получать по заслугам, можно даже не один раз - он отложил книгу и сел, выпрямив спину, от чего она почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной.
- Да ну тебя!
- Да? Ну? И ради этого я прервался на четырехсотой странице?
- Ну и читай свою книгу. Читай, читай! Только потом не удивляйся, когда на любой из номеров в твоем телефоне ты услышишь короткие гудки.
- Ладно, обещаю не удивляться.
- Какой же ты все-таки. Может, пойдем поедим?
- А книжку с собой можно взять?
- Нет!
- Иногда, еда бывает важнее интереса. И, к твоему счастью, сейчас именно тот момент. Пойдем! - он тут же вскочил с дивана и буквально за одно движение переместился ко входной двери, где тут же на нем оказались обувь и куртка. - Эх ты! Сама предложила, а еще и ждать надо!
Через минуту он запер дверь, и они вышли на улицу. Впервые за три дня он дышал чистым воздухом и смотрел на палящее солнце не сквозь стекло своих окон. Впервые за три дня он насытится чем-то, кроме книги.
- Книгу читаю. Не видно? - с нарочитой иронией он перелистнул очередную страницу книги.
- Видно, что ты полный дурак.
- Ну коли так считаешь ты, то на это явно есть основания, может, поделишься ими?
- Начнем с того, что ты скажешь где твой телефон.
- Телефон? Я не помню, положил его куда-то пару дней назад - сказал он, поудобней устроившись на диване, открыв очередной разворот книги, и очень удивился, когда увидел в её руках его телефон. - Где же ты его нашла?
- Если бы я искала. Валялся на полу кухни с тридцатью, между прочим, пропущенными звонками. Догадайся от кого?
- А можно я не буду гадать, и ты мне сразу же надаешь по шее за то и все прочее, что я пропустил? - он уж было собирался закончить фразу, но тут вспомнил одну очень важную вещь - Но только после того, как я дочитаю книгу! Или хотя бы главу!
- Ну как можно быть таким необязательным!? - разочарованно вздохнула она и собралась продолжить, как он её перебил.
- Пожалей! Давай ты продолжишь свою тираду после того, как я до конца страницы дочитаю и уберу куда подальше виновницу всего этого. И, говоря виновницу, я подуразумеваю книгу, а не тебя - с полусерьезной ухмылкой он уткнулся носом в книгу, а его глаза то и дело бегали из конца в конец, жадно вписывая слова строчка за строчкой.
- Ты не понимаешь, что сам себе хуже делаешь?
- Еще десять строчек! Потерпи с нотациями!
- Ты вообще знаешь скольких людей ты подвел?
- Никак не меньше пары тысяч за все время жизни и уж никак не менее сотни за последний год. Все, теперь я готов получать по заслугам, можно даже не один раз - он отложил книгу и сел, выпрямив спину, от чего она почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной.
- Да ну тебя!
- Да? Ну? И ради этого я прервался на четырехсотой странице?
- Ну и читай свою книгу. Читай, читай! Только потом не удивляйся, когда на любой из номеров в твоем телефоне ты услышишь короткие гудки.
- Ладно, обещаю не удивляться.
- Какой же ты все-таки. Может, пойдем поедим?
- А книжку с собой можно взять?
- Нет!
- Иногда, еда бывает важнее интереса. И, к твоему счастью, сейчас именно тот момент. Пойдем! - он тут же вскочил с дивана и буквально за одно движение переместился ко входной двери, где тут же на нем оказались обувь и куртка. - Эх ты! Сама предложила, а еще и ждать надо!
Через минуту он запер дверь, и они вышли на улицу. Впервые за три дня он дышал чистым воздухом и смотрел на палящее солнце не сквозь стекло своих окон. Впервые за три дня он насытится чем-то, кроме книги.
К счастью
"Наверное, чего-то не знать хорошо" - подумал он, открывая её ноутбук. "Но не для меня" - промелькнуло в голове, когда он зашел на её почтовый ящик.
Вот и список писем. Как и подобает, он ни разу не почувствовал, что совершает что-то неприличное, в поисках переписки с её подругами. Во входящих было больше тысячи писем, и как найти что-то интересное?
Закурив, наше герой не находит ничего проще, кроме как довериться своему любимому случаю и ввести в поиске 2 простых буквы, которые даже стоят не так далеко друг от друга на клавиатуре: "о","н".
Список писем сократился до каких-то двухсот, что вызвало на его лице ухмылку. Интересно, сколько раз, писав это местоимение, она имела ввиду его? Смотрит на дату самого первого письма и улыбка становится еще шире - полгода назад, как раз недолго после их знакомства.
"Он потрясающий...не знаю чем, но он завладел моим вниманием...он мне понравился" - именно по этим строчкам поиск включил в список первые письма к её лучшей подруге, Лена, кажется, её зовут. Затянувшись сигаретой, он откинулся на спинку стула и вытянул руки над головой и прикрыл глаза, вспоминая, какие эмоции обуревали его - радость. Безмерная радость от того, что ему довелось с ней познакомиться, а еще многие килограммы сомнений в том, что может это сон? В любом случае, это было хорошее время.
"..и он предложил встречаться...он такой нежный.." - следующая парочка писем, датированная первым месяцем их общения. Его лицо все так же сохраняло улыбку а правая рука опустилась на ногу, вспоминая её прикосновения, как она гладила его по щеке. Как он чуть не залился краской, первый раз в жизни даря цветы со словами "я хочу быть с тобой". улыбка стала невозможной при воспоминании следующего момента, два простых звука, буквы которых так далеко друг от друга на клавиатуре - "д", "а".
погрузившись в прошлое на целых пять минут он резко сбросил навалившуюся на него ностальгию и с интересом стал смотреть дальше. Он подходил к самому интересному, примерно третий месяц их отношений, когда он думал что может быть самим собой, или вести себя так как подсказывало ему сердце.
"..он меня избегает...я два дня пыталась до него дозвониться, а он не брал трубку.. он не выходит из дома...но он говорит что хочет видеть меня счастливой"
Его лицо стало предельно серьезным а в пепельницу угодил первый сигаретный окурок, тогда как на другой сигарете появился красный уголек. Она терпела его такого. Там же он прочитал что она искренне тянулась к нему. Но только он таков, каков есть, с талантом портить все, к чему только ни приложит руку.
Пятый месяц:"..он сказал, что нам не по пути...он больше не хочет меня видеть, но я хочу! Он мне нужен!..". Казалось бы, читая эти строчки, ему должно было бы стать стыдно, но ничего, кроме холодного равнодушия и интереса к её почте. опять нахлынули воспоминания. Ночи в повседневном одиночестве и кофе без сахара с крепкими сигаретами. Телефон на беззвучном режиме и десятки часов сна на полу в одежде. Но это еще не все, осталось несколько писем за шестой месяц. Время настоящее. То, ради чего он и решил включить её ноутбук.
"..он прекрасен..он мне нравится, но мне кажется, что я его не интересую, это же всего лишь знакомство на одну ночь...". Странно, с чего бы повторение сказанного? Его глаза начали читать письмо целиком с самого начала:
"На прошлой неделе...он сразу приковал все мое внимание...я словно была во сне! Он не был учтив или добр, от этого мне хотелось заполучить его еще больше!"
Его лицо расплылось в очередной улыбке. Ну конечно, все вышло как нельзя лучше. Теперь действительно крепкие сигареты и кофе без сахара, зато уверенность в том, что что бы то ни было - он рано или поздно не оставляет следов ни в памяти, ни на сердце. Он прошел для нее, к счастью.
Вот и список писем. Как и подобает, он ни разу не почувствовал, что совершает что-то неприличное, в поисках переписки с её подругами. Во входящих было больше тысячи писем, и как найти что-то интересное?
Закурив, наше герой не находит ничего проще, кроме как довериться своему любимому случаю и ввести в поиске 2 простых буквы, которые даже стоят не так далеко друг от друга на клавиатуре: "о","н".
Список писем сократился до каких-то двухсот, что вызвало на его лице ухмылку. Интересно, сколько раз, писав это местоимение, она имела ввиду его? Смотрит на дату самого первого письма и улыбка становится еще шире - полгода назад, как раз недолго после их знакомства.
"Он потрясающий...не знаю чем, но он завладел моим вниманием...он мне понравился" - именно по этим строчкам поиск включил в список первые письма к её лучшей подруге, Лена, кажется, её зовут. Затянувшись сигаретой, он откинулся на спинку стула и вытянул руки над головой и прикрыл глаза, вспоминая, какие эмоции обуревали его - радость. Безмерная радость от того, что ему довелось с ней познакомиться, а еще многие килограммы сомнений в том, что может это сон? В любом случае, это было хорошее время.
"..и он предложил встречаться...он такой нежный.." - следующая парочка писем, датированная первым месяцем их общения. Его лицо все так же сохраняло улыбку а правая рука опустилась на ногу, вспоминая её прикосновения, как она гладила его по щеке. Как он чуть не залился краской, первый раз в жизни даря цветы со словами "я хочу быть с тобой". улыбка стала невозможной при воспоминании следующего момента, два простых звука, буквы которых так далеко друг от друга на клавиатуре - "д", "а".
погрузившись в прошлое на целых пять минут он резко сбросил навалившуюся на него ностальгию и с интересом стал смотреть дальше. Он подходил к самому интересному, примерно третий месяц их отношений, когда он думал что может быть самим собой, или вести себя так как подсказывало ему сердце.
"..он меня избегает...я два дня пыталась до него дозвониться, а он не брал трубку.. он не выходит из дома...но он говорит что хочет видеть меня счастливой"
Его лицо стало предельно серьезным а в пепельницу угодил первый сигаретный окурок, тогда как на другой сигарете появился красный уголек. Она терпела его такого. Там же он прочитал что она искренне тянулась к нему. Но только он таков, каков есть, с талантом портить все, к чему только ни приложит руку.
Пятый месяц:"..он сказал, что нам не по пути...он больше не хочет меня видеть, но я хочу! Он мне нужен!..". Казалось бы, читая эти строчки, ему должно было бы стать стыдно, но ничего, кроме холодного равнодушия и интереса к её почте. опять нахлынули воспоминания. Ночи в повседневном одиночестве и кофе без сахара с крепкими сигаретами. Телефон на беззвучном режиме и десятки часов сна на полу в одежде. Но это еще не все, осталось несколько писем за шестой месяц. Время настоящее. То, ради чего он и решил включить её ноутбук.
"..он прекрасен..он мне нравится, но мне кажется, что я его не интересую, это же всего лишь знакомство на одну ночь...". Странно, с чего бы повторение сказанного? Его глаза начали читать письмо целиком с самого начала:
"На прошлой неделе...он сразу приковал все мое внимание...я словно была во сне! Он не был учтив или добр, от этого мне хотелось заполучить его еще больше!"
Его лицо расплылось в очередной улыбке. Ну конечно, все вышло как нельзя лучше. Теперь действительно крепкие сигареты и кофе без сахара, зато уверенность в том, что что бы то ни было - он рано или поздно не оставляет следов ни в памяти, ни на сердце. Он прошел для нее, к счастью.
Сахар и сливки
Сигаретный уголек едва-едва задевал волосы, с каждой затяжкой все больше и больше опаляя их. Рука, в немыслимом изгибе, затекала все сильнее и сильнее. Но не открыть окно и не выкинуть тлеющую сигарету. Все тело покрылось маленькими мурашками, колени дрожали, прижимаясь к холодному окну. За ним пахло сиренью, наверное, а может и чем-то другим, но с высоты последнего этажа он был уверен что так пахнет именно цветущая сирень.
На кухне наверняка ждал вскипевший чайник, а в холодильнике стоял пакет со сливками. Прошел какой-то год, а кофе стал совсем другим на вкус.Казалось бы прошел год, каких то три с лишним сотни дней. Теперь одинокая улица не напоминала о том, что у него за спиной лишь пустая постель и чашка с остывшим черным кофе без сахара и сливок. В затекшей руке кололо все больше и больше, но если выдыхать дым в комнату и держать сигарету ближе к форточке - она проснется. Голубые глаза её распахнуться, а милый нос сморщится от запаха табака. Ей еще слишком рано просыпаться. Пусть её лицо до самого рассвета не будет затронуто мыслями о сегодняшнем дне. Пусть оно хоть еще минуту витает в облаках своих грез, в которых скорее всего нет ни его, ни её, ни чего либо, что хоть как-то может напомнить реальный мир. Она так похожа на маленький комочек настоящего детского счастья, особенно когда она еще больше укуталась в одеяло, обнажив свои пальчики как у младенца, только что появившегося на свет.
Ничто не должно мешать ей спать. Ни холод открытого окна, ни табачный дым. И все, что ему остается - курить в микроскопическую форточку, стоя на холодном подоконнике и наблюдая за тем, как медленно рассеиваются сумерки, уступая зарождающемуся рассвету и теплому летнему ветру.
На кухне наверняка ждал вскипевший чайник, а в холодильнике стоял пакет со сливками. Прошел какой-то год, а кофе стал совсем другим на вкус.Казалось бы прошел год, каких то три с лишним сотни дней. Теперь одинокая улица не напоминала о том, что у него за спиной лишь пустая постель и чашка с остывшим черным кофе без сахара и сливок. В затекшей руке кололо все больше и больше, но если выдыхать дым в комнату и держать сигарету ближе к форточке - она проснется. Голубые глаза её распахнуться, а милый нос сморщится от запаха табака. Ей еще слишком рано просыпаться. Пусть её лицо до самого рассвета не будет затронуто мыслями о сегодняшнем дне. Пусть оно хоть еще минуту витает в облаках своих грез, в которых скорее всего нет ни его, ни её, ни чего либо, что хоть как-то может напомнить реальный мир. Она так похожа на маленький комочек настоящего детского счастья, особенно когда она еще больше укуталась в одеяло, обнажив свои пальчики как у младенца, только что появившегося на свет.
Ничто не должно мешать ей спать. Ни холод открытого окна, ни табачный дым. И все, что ему остается - курить в микроскопическую форточку, стоя на холодном подоконнике и наблюдая за тем, как медленно рассеиваются сумерки, уступая зарождающемуся рассвету и теплому летнему ветру.
суббота, 15 мая 2010 г.
Наверное
- Уже светло.
- Да, я теперь даже начинаю видеть что-то дальше моей руки.
Сумерки сменились восходящим солнцем, показывающим свой край из-за крыши девятиэтажки, освещая их лица и разноцветное одеяло, которым были укрыты их тела.
- Может пора бы уже и вставать? - сказала она, посмотрев на его полузакрытые глаза и легкую улыбку, которая была еще красивее в лучах рассвета.
- А может пора спать? Все-таки мы так и не ложились. - Он повернулся на бок и подогнул коленки к животу, уставившись на окно, в котором виднелось розовое небо, разбавленное белоснежными сливками пушистых облаков, так и хотелось подняться до небес и снять их большущей ложкой, положив в такую же большую чашку кофе.
- А ничего, что у меня дела?
- Что-то действительно важное?
- Я не знаю. Но что-то связанное с людьми. - Она положила голову ему на плечо и тоже стала наблюдать за облаками, слушая пение птиц, которые вот уже как пару недель каждое утро будили её.
- Наплюй?
- Я - не ты. У меня с людьми человеческие отношения. У меня есть час на сборы.
- И ты, наверняка, как правильная девочка прямо сейчас побежишь собираться, оставив меня тут? - Сказал он опустошенным голосом и запустил руку ей в волосы, поглаживая их и сильнее прижимая к своему плечу.
- Не знаю. Можно еще полчаса поваляться.
- А можно час. Так и сделаем.
- Спорить с тобой бесполезно.
- Как будто ты сомневалась...
- Как будто ты мог в это поверить.
- Как будто ты о чем-то жалеешь.
- Наверное, такими и должны быть лучшие друзья.
- Да.
- Да, я теперь даже начинаю видеть что-то дальше моей руки.
Сумерки сменились восходящим солнцем, показывающим свой край из-за крыши девятиэтажки, освещая их лица и разноцветное одеяло, которым были укрыты их тела.
- Может пора бы уже и вставать? - сказала она, посмотрев на его полузакрытые глаза и легкую улыбку, которая была еще красивее в лучах рассвета.
- А может пора спать? Все-таки мы так и не ложились. - Он повернулся на бок и подогнул коленки к животу, уставившись на окно, в котором виднелось розовое небо, разбавленное белоснежными сливками пушистых облаков, так и хотелось подняться до небес и снять их большущей ложкой, положив в такую же большую чашку кофе.
- А ничего, что у меня дела?
- Что-то действительно важное?
- Я не знаю. Но что-то связанное с людьми. - Она положила голову ему на плечо и тоже стала наблюдать за облаками, слушая пение птиц, которые вот уже как пару недель каждое утро будили её.
- Наплюй?
- Я - не ты. У меня с людьми человеческие отношения. У меня есть час на сборы.
- И ты, наверняка, как правильная девочка прямо сейчас побежишь собираться, оставив меня тут? - Сказал он опустошенным голосом и запустил руку ей в волосы, поглаживая их и сильнее прижимая к своему плечу.
- Не знаю. Можно еще полчаса поваляться.
- А можно час. Так и сделаем.
- Спорить с тобой бесполезно.
- Как будто ты сомневалась...
- Как будто ты мог в это поверить.
- Как будто ты о чем-то жалеешь.
- Наверное, такими и должны быть лучшие друзья.
- Да.
вторник, 20 апреля 2010 г.
Пузыри
Скрип старых поржавевших качелей довольно-таки хорошо вписывался в этот солнечный день. Хорошо вписывался скрип, качели, но не тот, кто на них сидел. В десяти метрах от него бегала целая компания маленьких ребят, а он раскачивался на качелях, дымя сигаретой.
Солнце пекло спину, а те, кому не повезло оказать к нему лицом - прижимали ладошки ко лбу и улыбались весеннему ветру, который поднимал небольшие клубы песка из песочницы, сдувая его на асфальт, скамейки, для наверняка любящих мам, бабушек и дедушек. День был определенно прекрасен, что было отлично видно по смеху детей, которые гонялись за воздушными пузырями, выдуваемыми девочкой, лет десяти, сидящей на металлической горке, с которой никто в этот день не скатывался из-за небольшой лужи в самом конце спуска. Свесив ноги, она оборачивала лицо навстречу солнечным лучам и с закрытыми глазами раз за разом дула в розовую формочку. И из раза в раз у нее получался то один очень большой, то тучка маленьких пузырей. А дети гурьбой гонялись за ними, наталкиваясь и опрокидывая друг друга, хохоча в голос на потеху той девочки, что болтала ногами на горке. Сидящие на скамейках взрослые, с опаской поглядывали на все этой действо, явно опасаясь за лишние синяки и ссадины чад.
А он все сидел и дымил своей сигаретой, покачивая ногами в такт скрипу старых качелей. "Бегать за пузырями. Почему их так хочется взять и лопнуть? Неужели первая реакция на то прекрасное, что мы встречаем в жизни - желание уничтожить? Не смотреть, как переливается всеми цветами радуги пленка пузыря под солнечным светом, не наблюдать за его траекторией, подвластной одному лишь ветру, а именно догнать и схватить в руку? Зная, что нет ни одного шанса удержать пузырь в руках, не лопнув его. Сознательно руша красоту, такую мимолетную, но от этого не становящуюся менее прекрасной. И неужели так везде? Разве в нас изначально заложено стремление все красивое забрать себе, даже если это будет губительно для него? Наплевать на моральную сторону вопроса и набрать больше всех конфет от жадности? Не хотелось бы в это верить. Но ведь чем больше об этому думаешь, тем яснее становится непогрешимость суждения"
Докурив сигарету, он щелчком пальцев отправил её в кусты около площадки и посмотрел вокруг. Со вчерашнего дня мало что изменилось. Солнце грело чуть теплее, ветер дул не так стремительно а люди улыбались шире, чем обычно. И все же, что-то было не так, как вчера. Возможно, из-за этих мыльных пузырей и скользких мыслей.
"Что-то я раскис" - пробубнил он себе под нос: "Так что еще пара-тройка сигарет не помешает" - и затянулся второй сигаретой.
вторник, 13 апреля 2010 г.
Спираль
Из открытого окна доносились звуки шумного города. Оттуда же веяло запахом жареного мяса. Видимо, из небольшого кафе через дорогу, где по обыкновению в это время года готовили шашлык. Он лежал на полу, закрыв глаза и старался посчитать сколько машин уже проехало под его окнами, ориентируясь по гулу, который они издавали, когда на большой скорости проносились мимо. Кожа была покрыта мурашками, хоть на улице и было тепло, но пол был довольно-таки холодный, чтобы лежать на нем в короткой футболке, в красных шортах, которые он последний раз одевал много лет назад, так что сейчас они довольно-таки забавно смотрелись, скорее, как боксерские трусы или что-то в этом роде.
Рядом с ним лежали наушники и плеер. Время встало на паузу. "Странно как-то, из года в год случаются одинаковые вещи. Зима сменяется весной, снег превращается лужи, а они, под светом солнца - в облака, которые потом оседают на улицы дождем. Неужели все в очередной раз повториться вновь? Как по сценарию, разве что только в новый раз можно импровизировать и сменять действующих лиц. Неужели, это не любовь?"
Мыслями он все дальше и дальше уходил в себя, совсем забыв про налитый чай, оставленный вот уже как четверть часа на столе. Как и год назад, как два года назад, он лежал на полу с закрытыми глазами и был уверен, что время движется по кругу. Но как оно могло быть замкнутым, когда с каждым годом книжки на полке менялись, как и музыка в наушниках? Все постепенно обретало другие формы. Пусть суть не всегда меняется, но ведь, как многие умные говорят, дело в деталях.
Вспоминал он, как и три года назад сидел часами на улице перед домом той, которую любил всем сердцем, только лишь ради того, чтобы увидеть как она поправляет волосы, сидя за столом и готовясь к следующему дню. А еще, как два года назад он вспоминал то же самое в поездке на другой конец города к той, кого, казалось бы, любил всем сердцем.
Искренность не всегда является гарантом правды. Как и правда не всегда искренна. Ошибаясь каждый раз, он ловил себя на мысли, что все повторится вновь и вновь, как и годы до этого, как и задолго до его рождения, как и многие годы после его смерти. Ведь время идет по кругу.
Откуда же ему было знать что время - спираль, каждый виток которой - это всегда что-то новое. Каждый виток которой - возможность вырваться вне. Откуда ему было знать, если он уже который год к ряду лежал в первый день весны на полу с закрытыми глазами?
Рядом с ним лежали наушники и плеер. Время встало на паузу. "Странно как-то, из года в год случаются одинаковые вещи. Зима сменяется весной, снег превращается лужи, а они, под светом солнца - в облака, которые потом оседают на улицы дождем. Неужели все в очередной раз повториться вновь? Как по сценарию, разве что только в новый раз можно импровизировать и сменять действующих лиц. Неужели, это не любовь?"
Мыслями он все дальше и дальше уходил в себя, совсем забыв про налитый чай, оставленный вот уже как четверть часа на столе. Как и год назад, как два года назад, он лежал на полу с закрытыми глазами и был уверен, что время движется по кругу. Но как оно могло быть замкнутым, когда с каждым годом книжки на полке менялись, как и музыка в наушниках? Все постепенно обретало другие формы. Пусть суть не всегда меняется, но ведь, как многие умные говорят, дело в деталях.
Вспоминал он, как и три года назад сидел часами на улице перед домом той, которую любил всем сердцем, только лишь ради того, чтобы увидеть как она поправляет волосы, сидя за столом и готовясь к следующему дню. А еще, как два года назад он вспоминал то же самое в поездке на другой конец города к той, кого, казалось бы, любил всем сердцем.
Искренность не всегда является гарантом правды. Как и правда не всегда искренна. Ошибаясь каждый раз, он ловил себя на мысли, что все повторится вновь и вновь, как и годы до этого, как и задолго до его рождения, как и многие годы после его смерти. Ведь время идет по кругу.
Откуда же ему было знать что время - спираль, каждый виток которой - это всегда что-то новое. Каждый виток которой - возможность вырваться вне. Откуда ему было знать, если он уже который год к ряду лежал в первый день весны на полу с закрытыми глазами?
понедельник, 12 апреля 2010 г.
Разница
Все не его. Да какая теперь разница. А разница есть. Не может не быть разницы, когда каждый вечер ловишь себя на мысли, что живешь чужой жизнью. Да, собранной как мозаика, красивой и завораживающей, но все равно состоящей из паззлов, которая при ближайшем рассмотрении перестает быть цельным рисунком. Распадается на мириады клеточек, каждая из которых - кусочек чужой жизни.
От дыма першит в горле. Пожалуй, единственное то, что он может назвать своим. Горечь табака во рту и уверенность в том, что он сам выбрал эту судьбу, хотя бы в такой, казалось бы, мелочи. А ведь если покопаться глубже, то и это он своровал. Стащил у неизвестного поэта своей жизни, который так и остался не названным в его пьесе. Даже пьеске - дешевой, насквозь вторичной, как колбаса из хрящей и вторсырья. Как репродукция римейка, причем сфотографированная на мобильный телефон и выложенная в интернет в худшем качестве. Хотя и это не отразит самой малой части его посредственности.
Это все равно, что смотреть на политическую карту Европы, которая словно старое-старое одеяло, сплошь усеянное разноцветными заплатками. Только вот там каждый цвет - самодостаточен, в отличие от его кусочков, которые сами по себе являются ничем. Уже нет никакой разницы, лишь только капелька слез хочет упасть с его щеки. И самое противное, что и это - кусочек мозаики, который он может убрать, тут же остановив все его захлестнувшие эмоции.
Музыка. Звуки барабанов, гитары, пронзительный вокал. И все это - лишь отголосок прошлого, из которого он это почерпнул. Никаких своих интересов. Лишь тени значимых людей, лишь обрывки великолепных фраз, лишь очерки гениальных мыслей.
Ему до безумия хотелось иметь что-то свое. Как бы глупо не было, но хотя бы малость по-настоящему личного, того, чего нет ни у кого. И очередная слеза стекает по мокрой щеке, в то время как легкие разрываются от безграничного количества дыма, а вместе с ним и смол, оседающих в его уже практически черных изнутри легких. Да какая теперь разница, когда под вечер выходного дня из более, чем ста телефонов некого набрать.
От дыма першит в горле. Пожалуй, единственное то, что он может назвать своим. Горечь табака во рту и уверенность в том, что он сам выбрал эту судьбу, хотя бы в такой, казалось бы, мелочи. А ведь если покопаться глубже, то и это он своровал. Стащил у неизвестного поэта своей жизни, который так и остался не названным в его пьесе. Даже пьеске - дешевой, насквозь вторичной, как колбаса из хрящей и вторсырья. Как репродукция римейка, причем сфотографированная на мобильный телефон и выложенная в интернет в худшем качестве. Хотя и это не отразит самой малой части его посредственности.
Это все равно, что смотреть на политическую карту Европы, которая словно старое-старое одеяло, сплошь усеянное разноцветными заплатками. Только вот там каждый цвет - самодостаточен, в отличие от его кусочков, которые сами по себе являются ничем. Уже нет никакой разницы, лишь только капелька слез хочет упасть с его щеки. И самое противное, что и это - кусочек мозаики, который он может убрать, тут же остановив все его захлестнувшие эмоции.
Музыка. Звуки барабанов, гитары, пронзительный вокал. И все это - лишь отголосок прошлого, из которого он это почерпнул. Никаких своих интересов. Лишь тени значимых людей, лишь обрывки великолепных фраз, лишь очерки гениальных мыслей.
Ему до безумия хотелось иметь что-то свое. Как бы глупо не было, но хотя бы малость по-настоящему личного, того, чего нет ни у кого. И очередная слеза стекает по мокрой щеке, в то время как легкие разрываются от безграничного количества дыма, а вместе с ним и смол, оседающих в его уже практически черных изнутри легких. Да какая теперь разница, когда под вечер выходного дня из более, чем ста телефонов некого набрать.
воскресенье, 11 апреля 2010 г.
Счетчик
На кафельном полу коридора, который простирался далеко-далеко, сидел наш герой. Но ведь не совсем на кафельном полу, но на сумке. Бедная-бедная сумка, что год за годом переносила все тяготы обязательств быть его вещью: бесконечные таскания по самым неожиданным местам города, какие-то пятна, которые он совсем не спешил чистить, постоянное валяние на неимоверно грязных поверхностях. Но сумке же было все равно, ведь она - всего лишь сумка. А его совсем не волновало, что он вот уже больше года не то, что бы не стирал её , просто даже тряпочкой не протирал. Подошва на обуви была стерта едва ли не до дыр, белые шнурки превратились в серо-черные, как и сами кеды. Но ведь им тоже было все равно, потому как это всего лишь вещи. И ему было все равно, потому как... действительно было все равно.
В наушниках одна песня сменялась другой, отсчитывая минуты. Музыка заменила ему часы. Съесть тарелку супа - полторы песни, если он проголодался. Погрузиться в сон после утомительных суток - три песни. А может быть и одна. Дойти до метро - четыре песни. Зачем измерять время в секундах, если можно делать это при помощи музыки, слов, инструментов.
Прошло двадцать песен, а он все еще сидел в коридоре, по которому время от времени сновали туда-сюда какие-то совсем разные люди: в строгих костюмах, в спортивных костюмах, кто-то в верхней одежде или одетый совсем уж по-летнему. А он все сидел, прислонившись к белой стене, от которой наверняка останется след на его черной футболке.
В зубах была зажата сигарета. Желание курить все больше и больше заставляло задуматься над тем, чтобы выйти на улицу. "А я вот выйду, и пропущу её" - именно этот аргумент заставлял его оставаться сидеть.
Шла тридцатая песня, фильтр сигареты стал совсем уж мятым и некрасивым, ноги его основательно затекли, а сумка очень хорошо пропечатала очертания его пятой точки. Последние несколько песен не появлялось ни одного человека. Или колуна. Уж неизвестно почему, но он был уверен, что из ниоткуда вдруг появится клоун, чтобы специально удивить его. Однако никакого клоуна не появлялось. Совсем никого. С немалым усилием воли он немного приподнялся из своего полу-лежачего положения и достал из кармана джинсов телефон. Посмотрел на время в минутах и не знал, что же ему чувствовать: радость или что-нибудь другое. С минуты на минуту счетчик песен сбросится.
На тридцать третьей песни ему пришлось поставить музыку на паузу и убрать наушники подальше. Когда он встал, то понял что едва ли сможет пройти и пару шагов - настолько ноги затекли, так что он оперся одной рукой на стену, а другой махал появившейся в конце коридора девушке.
Ничуть не удивившись она тоже помахала ему и непонятно как почти в то же мгновение оказалась в метре от него.
- Привет.
- Привет.
Счетчик песен можно было запускать по-новой. И какая разница, что он будет на порядок короче, чем предыдущий. Зато это песни, которые будут играть рядом с ней.
В наушниках одна песня сменялась другой, отсчитывая минуты. Музыка заменила ему часы. Съесть тарелку супа - полторы песни, если он проголодался. Погрузиться в сон после утомительных суток - три песни. А может быть и одна. Дойти до метро - четыре песни. Зачем измерять время в секундах, если можно делать это при помощи музыки, слов, инструментов.
Прошло двадцать песен, а он все еще сидел в коридоре, по которому время от времени сновали туда-сюда какие-то совсем разные люди: в строгих костюмах, в спортивных костюмах, кто-то в верхней одежде или одетый совсем уж по-летнему. А он все сидел, прислонившись к белой стене, от которой наверняка останется след на его черной футболке.
В зубах была зажата сигарета. Желание курить все больше и больше заставляло задуматься над тем, чтобы выйти на улицу. "А я вот выйду, и пропущу её" - именно этот аргумент заставлял его оставаться сидеть.
Шла тридцатая песня, фильтр сигареты стал совсем уж мятым и некрасивым, ноги его основательно затекли, а сумка очень хорошо пропечатала очертания его пятой точки. Последние несколько песен не появлялось ни одного человека. Или колуна. Уж неизвестно почему, но он был уверен, что из ниоткуда вдруг появится клоун, чтобы специально удивить его. Однако никакого клоуна не появлялось. Совсем никого. С немалым усилием воли он немного приподнялся из своего полу-лежачего положения и достал из кармана джинсов телефон. Посмотрел на время в минутах и не знал, что же ему чувствовать: радость или что-нибудь другое. С минуты на минуту счетчик песен сбросится.
На тридцать третьей песни ему пришлось поставить музыку на паузу и убрать наушники подальше. Когда он встал, то понял что едва ли сможет пройти и пару шагов - настолько ноги затекли, так что он оперся одной рукой на стену, а другой махал появившейся в конце коридора девушке.
Ничуть не удивившись она тоже помахала ему и непонятно как почти в то же мгновение оказалась в метре от него.
- Привет.
- Привет.
Счетчик песен можно было запускать по-новой. И какая разница, что он будет на порядок короче, чем предыдущий. Зато это песни, которые будут играть рядом с ней.
среда, 7 апреля 2010 г.
Спокойствие
На город опускался вечер. По краям узкой асфальтовой дорожки были раскиданы желтые, словно янтарь при свете дня, листья. Над ними громоздились почти голые ветви деревьев, покачивающиеся под порывами пока еще теплого ветра. Пожилые дамы недалеко от небольшого озерца кормили редких голубей, сидя на скамеечках, посреди прекрасного парка. Ничто не нарушало покой и размеренность жизни.
Не нарушали их и те два силуэта, что выбежали из-за поворота на дорожку. Они пробежали так всю прямую, глядя прямо перед собой, не оборачиваясь и не перекидываясь какими-то там фразами. Один из них был в наушниках и губы его то и дело приоткрывались, наверняка подпевая кому-то. Так они пробежали через весь парк. И еще раз.
Солнце опускалось за горизонт, окрашивая небо в красные цвета, словно неаккуратный маляр опрокинул на пол банку с краской.
"Если солнце светит прямо мне в глаза, значит восток у меня за спиной. А теперь он слева от меня. То есть я бегу на юг. Или на север. А какая разница" - в голове вновь кончились мысли. Его напарник все так же бежал под музыку. Звук их бега убаюкивал, заставлял все проблемы куда-то улетать. В сторону солнца, сбегающего с неба, сбегающего от них, от людей, которые за день наломали дров, нарисовали картин и не сделали нужных дел. И спешило к новым людям. Которые проснуться чтобы наломать дров, наготовить еды и быть может в этот день сделать нужное.
Пошел третий круг их бега. Небо стало серым с небольшими отголосками голубых красок, прямо над их головами бледным светом луна отражала лучи солнца, что, наверняка, сейчас ими же кого-то будет за много расстояний от этот озера и пустых лавочек, которые давненько покинули престарелые дамы. Редкие голуби все еще прыгали вокруг скамеек в поисках еще немногих крошек хлеба.
"И кто сказал, что человеку всегда всего мало? Всем всего мало. Да и не каждый человек всегда стремиться к большему".
Эти двое все так же бежали, даже когда ветер перестал оказывать им помощь и лишь леденил их. Шел третий час и уже девятый круг по парку. Никто и ничто не нарушало спокойствия начинающейся ночи.
Не нарушали их и те два силуэта, что выбежали из-за поворота на дорожку. Они пробежали так всю прямую, глядя прямо перед собой, не оборачиваясь и не перекидываясь какими-то там фразами. Один из них был в наушниках и губы его то и дело приоткрывались, наверняка подпевая кому-то. Так они пробежали через весь парк. И еще раз.
Солнце опускалось за горизонт, окрашивая небо в красные цвета, словно неаккуратный маляр опрокинул на пол банку с краской.
"Если солнце светит прямо мне в глаза, значит восток у меня за спиной. А теперь он слева от меня. То есть я бегу на юг. Или на север. А какая разница" - в голове вновь кончились мысли. Его напарник все так же бежал под музыку. Звук их бега убаюкивал, заставлял все проблемы куда-то улетать. В сторону солнца, сбегающего с неба, сбегающего от них, от людей, которые за день наломали дров, нарисовали картин и не сделали нужных дел. И спешило к новым людям. Которые проснуться чтобы наломать дров, наготовить еды и быть может в этот день сделать нужное.
Пошел третий круг их бега. Небо стало серым с небольшими отголосками голубых красок, прямо над их головами бледным светом луна отражала лучи солнца, что, наверняка, сейчас ими же кого-то будет за много расстояний от этот озера и пустых лавочек, которые давненько покинули престарелые дамы. Редкие голуби все еще прыгали вокруг скамеек в поисках еще немногих крошек хлеба.
"И кто сказал, что человеку всегда всего мало? Всем всего мало. Да и не каждый человек всегда стремиться к большему".
Эти двое все так же бежали, даже когда ветер перестал оказывать им помощь и лишь леденил их. Шел третий час и уже девятый круг по парку. Никто и ничто не нарушало спокойствия начинающейся ночи.
воскресенье, 4 апреля 2010 г.
181
С автобусной остановки отлично просматривался перекресток: редко проезжающие автомобили, еще бы им часто ездить, в такой то поздний час, капли дождя, падающие на асфальт, еще более редкие прохожие с наверняка мокрыми ногами. В воздухе витал аромат ванили от дыма сигареты.
Он сидел под козырьком остановки так, чтобы капли падали лишь на его ноги, которые были вытянуты на всю длину вперед. Около него клубился дым. Ветер был особенно ленив этой ночью. Как, впрочем, и луна, которая совсем не спешила выглядывать из-за огромного облака, светя тусклым пятном на небосводе.
Шел всего третий час, как она спала. Всего сто восемьдесят минут стали вновь возвращать его мысли ко всему тому, от чего он отказался последние дни. Мысли обволакивали, словно кусочек мяса, кинутый в чашечку с каким нибудь вкусным соусом и потом подцепленный вилкой. С каждой минутой мыслей становилось все больше. Какие-то ассоциации, старые воспоминания и осознание того, что он невольно возвращается к истокам.
На большой скорости пролетела машина, хорошенько проехавшись по огромной луже, и обдала его миллиардами капелек воды так, что его джинсы стали на полтона темнее, что было совсем не заметно при скудном освещении, а ноги окончательно промокли и даже согрелись от того, что вода стала тепло не забирать, а хранить.
Только у него так не получалось. Невозможно хранить то тепло, которое дают тебе люди. Оно очень быстро холодеет. Как можно быстрее надо передать его, сделать счастливей. Ох, как недавно он хвастался тем, что жизнь началась.
На сто восемьдесят первой минуте его уверенности в этом поубавилось. Мы в силах приложить усилия, чтобы измениться, но сделать это в одиночку - не под силу никому. А она с каждым мигом все крепче и крепче засыпает за много километров от него. В комнате с распахнутыми окнами и запахом увядающих роз, которые вот уже неделю стояли в вазе на подоконнике.
Но самый темный час перед рассветом, когда уголек начал жечь руки, остатки сигареты отправились в урну, что стояла в паре метров от нее. Он даже немного удивился, что впервые за несколько месяцев попал хоть во что-нибудь. Надо пережить минуту сомнений. Пусть эта минута затянется на долгие часы, дни и недели. Даже месяцы сомнений теперь не поколебят его веры.
Потому что себя убедить аргументами. Надо сначала поверить в себя и в другого. В последнюю секунду сто восемьдесят первой минуты. Он улыбнулся и встал с остановки.
Он сидел под козырьком остановки так, чтобы капли падали лишь на его ноги, которые были вытянуты на всю длину вперед. Около него клубился дым. Ветер был особенно ленив этой ночью. Как, впрочем, и луна, которая совсем не спешила выглядывать из-за огромного облака, светя тусклым пятном на небосводе.
Шел всего третий час, как она спала. Всего сто восемьдесят минут стали вновь возвращать его мысли ко всему тому, от чего он отказался последние дни. Мысли обволакивали, словно кусочек мяса, кинутый в чашечку с каким нибудь вкусным соусом и потом подцепленный вилкой. С каждой минутой мыслей становилось все больше. Какие-то ассоциации, старые воспоминания и осознание того, что он невольно возвращается к истокам.
На большой скорости пролетела машина, хорошенько проехавшись по огромной луже, и обдала его миллиардами капелек воды так, что его джинсы стали на полтона темнее, что было совсем не заметно при скудном освещении, а ноги окончательно промокли и даже согрелись от того, что вода стала тепло не забирать, а хранить.
Только у него так не получалось. Невозможно хранить то тепло, которое дают тебе люди. Оно очень быстро холодеет. Как можно быстрее надо передать его, сделать счастливей. Ох, как недавно он хвастался тем, что жизнь началась.
На сто восемьдесят первой минуте его уверенности в этом поубавилось. Мы в силах приложить усилия, чтобы измениться, но сделать это в одиночку - не под силу никому. А она с каждым мигом все крепче и крепче засыпает за много километров от него. В комнате с распахнутыми окнами и запахом увядающих роз, которые вот уже неделю стояли в вазе на подоконнике.
Но самый темный час перед рассветом, когда уголек начал жечь руки, остатки сигареты отправились в урну, что стояла в паре метров от нее. Он даже немного удивился, что впервые за несколько месяцев попал хоть во что-нибудь. Надо пережить минуту сомнений. Пусть эта минута затянется на долгие часы, дни и недели. Даже месяцы сомнений теперь не поколебят его веры.
Потому что себя убедить аргументами. Надо сначала поверить в себя и в другого. В последнюю секунду сто восемьдесят первой минуты. Он улыбнулся и встал с остановки.
среда, 31 марта 2010 г.
Не мало
Утреннее солнце светило в полную силу, на что совершенно плевал серый снег, который совсем не хотел таять даже под открытыми лучами. Он просто становился все более и более грязным, стараясь обнажить всю суть противоречивой весны - с наступлением радости неизбежно приходится возвращаться к своим проблемам. Как бы ни было холодно и одиноко зимой, мы всегда знали, что наступит весна и все изменится.
"Мы сидели и курили" - напевал про себя юноша, сидя в летних шортах с футболкой и шлепках на лавочке в парке. Вытянул ноги вперед, так, чтобы пятки попали в кашу из воды и снега, который боролся с наступлением весны. Хотя наверняка знал что проиграет, как и в прошлом году, как и пять и десять, и век назад.
Именно потому мы на всю зиму забрасываем то, что по-хорошему надо было решать еще очень давно. Ведь зимой холодно. Ведь больше двух часов не выдержишь под снегопадом. Беспокоит гололедица и холодный бетон, на который просто так не сядешь. Вот и получается, что начинаешь верить в май, весну и дождь.
Пяткам действительно было довольно-таки холодно, что, впрочем, совсем не омрачало его лица. Улыбка во весь рот не сходила с лица, в то время как прохожие, один за другим, удивленно разглядывали того, кто как будто потерялся во времени года.
Конечно, ведь в мае есть солнце, зеленая трава, теплые ночи и проливные дожди. Ждешь весны, сидя на своем стуле перед монитором, и думаешь, что все изменится, когда последний сугроб растает. Только когда он растаял, ты друг вспоминаешь, что на деревьях еще не появились листья или на улице недостаточно тепло. И сидишь за монитором с чашкой крепкого кофе в ожидании лета. Потому что летом все точно поменяется. Там будут белые ночи, небо, усеянное звездами и теплый ветер, наполненный запахами цветов.
Кто-то из известных сказал, что ничего нельзя изменить в один день. Но он по крайней мере попытается. Хотя бы потому, что еще в самом начале весны для него наступило лето. И совсем не страшно, что пятки совсем замерзли, а руки покрылись гусиной кожей. Ведь становятся правыми или ошибаются только те, кто что-то делают.
И изменить, хотя бы самую малость, - никогда непоздно. И никогда не мало.
"Мы сидели и курили" - напевал про себя юноша, сидя в летних шортах с футболкой и шлепках на лавочке в парке. Вытянул ноги вперед, так, чтобы пятки попали в кашу из воды и снега, который боролся с наступлением весны. Хотя наверняка знал что проиграет, как и в прошлом году, как и пять и десять, и век назад.
Именно потому мы на всю зиму забрасываем то, что по-хорошему надо было решать еще очень давно. Ведь зимой холодно. Ведь больше двух часов не выдержишь под снегопадом. Беспокоит гололедица и холодный бетон, на который просто так не сядешь. Вот и получается, что начинаешь верить в май, весну и дождь.
Пяткам действительно было довольно-таки холодно, что, впрочем, совсем не омрачало его лица. Улыбка во весь рот не сходила с лица, в то время как прохожие, один за другим, удивленно разглядывали того, кто как будто потерялся во времени года.
Конечно, ведь в мае есть солнце, зеленая трава, теплые ночи и проливные дожди. Ждешь весны, сидя на своем стуле перед монитором, и думаешь, что все изменится, когда последний сугроб растает. Только когда он растаял, ты друг вспоминаешь, что на деревьях еще не появились листья или на улице недостаточно тепло. И сидишь за монитором с чашкой крепкого кофе в ожидании лета. Потому что летом все точно поменяется. Там будут белые ночи, небо, усеянное звездами и теплый ветер, наполненный запахами цветов.
Кто-то из известных сказал, что ничего нельзя изменить в один день. Но он по крайней мере попытается. Хотя бы потому, что еще в самом начале весны для него наступило лето. И совсем не страшно, что пятки совсем замерзли, а руки покрылись гусиной кожей. Ведь становятся правыми или ошибаются только те, кто что-то делают.
И изменить, хотя бы самую малость, - никогда непоздно. И никогда не мало.
пятница, 26 марта 2010 г.
Дрожь
- Вот, а потом он сказал, что жить без меня не может! - сказала девушка, прислонившись к поручням на балконе.
- Ясно. - Едкий дым до отказа заполнил его легкие. Облокотившись на кирпичную стену, он чувствовал как от холодна немеет его спина. Как начинает колоть пальцы на голых ступнях. Бетонный пол совсем не щадит пятки, да и ветер не отстает.
- Тебе не холодно? - поинтересовалась девушка, - Может на тебя накинуть свитер? - она потянулась снимать его со своих плеч.
- Не стоит, - по его рукам пробежали мурашки, сигарета едва не выпала из рук. Очередная большая затяжка, - лучше расскажи, что ответила ты? - на глазах появились слезы от бушующего ветра, которые было совсем непросто разглядеть в почти кромешной темноте ночи.
- Я? А что я, ну сам посуди, что я еще могла ответить? Конечно же я кинулась к нему на шею и расцеловала.
- Ясно. - Дрожь в пальцах сделала свое дело. Сигарета сорвалась и, уносимая порывами ветра, понеслась в даль, медленно оседая с высоты пятнадцати этажей в сторону небольшого озера, которое казалось белым из-за бесчисленного количества бликов от сияющих на небе луны и звезд.
- Тут действительно холодно. Я замерзла. Пойду-ка в тепло.
- Иди.
- А ты?
- Посижу.
Она открыла дверь, и его обдало теплым воздухом из комнаты, где царило веселье, горел свет и кто-то танцевал. Ступни совсем онемели и сделались синими: "Обморожение, вот наверное как оно начинается. Сигареты. Где они?" Ему все же пришлось подняться из полулежащего положения и пошарить рукой по карнизу. В красной пачке лежала одна сигарета. Через секунду темноту разорвала вспышка, а красный комок полетел в сторону того же озера.
Глаза моргнули, и по щеке потекли две тоненькие струйки, разделяя его лицо на три равные части. И уже не понять, чья заслуга тут была: ветра или того парня. От очень уж большого количества дыма он закашлялся. Сигарета истлела наполовину, и, несмотря на ветер, пепел все еще ни разу с нее не упал. "А зря я, что ли, пришел сюда?" - пробурчал он себе под нос и выпрямился. "Пора бы заняться своим любимым делом!" -левая рука насухо вытерла лицо, пока он щелчком правой выкинул сигарету в ночь. Открыв дверь в комнату, он первым делом широко открыл рот и прокричал что-то вроде: "А кто это у нас тут самый грустный? Пора бы ему немного выпить!" - глядя на одинокую девушку, сидящую в углу комнаты на диване в полудреме. Только руки продолжали дрожать, невзирая на комнатную температуру.
- Ясно. - Едкий дым до отказа заполнил его легкие. Облокотившись на кирпичную стену, он чувствовал как от холодна немеет его спина. Как начинает колоть пальцы на голых ступнях. Бетонный пол совсем не щадит пятки, да и ветер не отстает.
- Тебе не холодно? - поинтересовалась девушка, - Может на тебя накинуть свитер? - она потянулась снимать его со своих плеч.
- Не стоит, - по его рукам пробежали мурашки, сигарета едва не выпала из рук. Очередная большая затяжка, - лучше расскажи, что ответила ты? - на глазах появились слезы от бушующего ветра, которые было совсем непросто разглядеть в почти кромешной темноте ночи.
- Я? А что я, ну сам посуди, что я еще могла ответить? Конечно же я кинулась к нему на шею и расцеловала.
- Ясно. - Дрожь в пальцах сделала свое дело. Сигарета сорвалась и, уносимая порывами ветра, понеслась в даль, медленно оседая с высоты пятнадцати этажей в сторону небольшого озера, которое казалось белым из-за бесчисленного количества бликов от сияющих на небе луны и звезд.
- Тут действительно холодно. Я замерзла. Пойду-ка в тепло.
- Иди.
- А ты?
- Посижу.
Она открыла дверь, и его обдало теплым воздухом из комнаты, где царило веселье, горел свет и кто-то танцевал. Ступни совсем онемели и сделались синими: "Обморожение, вот наверное как оно начинается. Сигареты. Где они?" Ему все же пришлось подняться из полулежащего положения и пошарить рукой по карнизу. В красной пачке лежала одна сигарета. Через секунду темноту разорвала вспышка, а красный комок полетел в сторону того же озера.
Глаза моргнули, и по щеке потекли две тоненькие струйки, разделяя его лицо на три равные части. И уже не понять, чья заслуга тут была: ветра или того парня. От очень уж большого количества дыма он закашлялся. Сигарета истлела наполовину, и, несмотря на ветер, пепел все еще ни разу с нее не упал. "А зря я, что ли, пришел сюда?" - пробурчал он себе под нос и выпрямился. "Пора бы заняться своим любимым делом!" -левая рука насухо вытерла лицо, пока он щелчком правой выкинул сигарету в ночь. Открыв дверь в комнату, он первым делом широко открыл рот и прокричал что-то вроде: "А кто это у нас тут самый грустный? Пора бы ему немного выпить!" - глядя на одинокую девушку, сидящую в углу комнаты на диване в полудреме. Только руки продолжали дрожать, невзирая на комнатную температуру.
вторник, 23 марта 2010 г.
Случай
"I can fly" - напевал себе под нос наш сутулый герой, сбегая вниз по эскалатору в такт песне. Мимо проносились десятки лиц. Вот, навстречу ему по соседнему эскалатору поднималась девушка. Глаза её были закрыты, а руки крепко держались за поручень. Тело немного пошатывалось, всем своим видом показывая, как ему необходим сон.
Или вот еще впереди, ниже по ступенькам, виднелись три бритые головы. Они стояли прямо, недвижимые и как будто каменные. И уж точно в их головах были какие-то мысли. Правда непонятно, что думает человек, который ограничил себя таким количеством рамок. Хотя, любым количеством рамок. Что эти националисты, юные патриоты. Да неважно. Как можно нагородить из себя стены из стереотипов?
Меж тем наш герой спрыгнул с эскалатора и попал на платформу: "Налево или направо? Я куда вообще еду?" -думал он и пытался вспомнить зачем вообще сюда спустился: "Точно, у меня же есть пара часов времени. Надо провести их с минимальной пользой".
Из кармана показалась десятикопеечная монетка. "Мелочь не врет" - с такими словами он подбросил её прямо посередине платформы, когда с обоих сторон подъезжали вагоны, предлагая такой простой выбор, который мог поменять так много, что скорее всего совсем ничего. Монета приземлилась орлом сверху: "А что я загадывал-то? Впрочем, нет времени думать, пожалуй, направо". Выбор сделан.
Сев в вагон, он первым делом посмотрел перед собой. Ну конечно, вместо того, чтобы еще раз посмотреть на свое отражение он увидел довольно дряблую старушку, которая в этот момент доставала из своей безразмерной сумки бутылочку с наверняка домашним морсиком. Ну конечно. Он не ошибся, это действительно был морс из брусники в прозрачной бутылке из-под минералки.
"А ведь и к ней с годами прилепились сотни, если не тысячи, стереотипов и принципов. чем старше, тем больше? Не хотелось бы. Ну и ладно".
Он уж было хотел по своей привычке закрыть глаза и погрузиться в музыку, как вагон остановился на следующей остановке, вдавив его левый бок в поручень. Кинув взгляд в ту сторону, он приметил девушку, одиноко стоящую у дверей в конце вагона: "Черные волосы. Длинные. Длинные. Ноги. Тонкие. Длинные. Лицо. Черт возьми, какое лицо! Как же оно мне напоминает... Не может быть. Да просто этого не может быть! Это не может быть она! Так, успокойся. К черту!"
Так он и ехал почти всю ветку, погрузившись в океан воспоминаний и смотря, как её волосы закрывают лицо из-за потоков воздуха, струящихся из зазора между дверьми, на которые она облокотилась. музыка давно перестала играть. В уши хлынул стук колес. Стук-стук. Стук-стук. Обволакивал сантиметр за сантиметром. Накрыл с головой: "Да. От стереотипов никуда не деться. Не скрыться и не убежать, как бы ты ни старался, сколько бы масок не одевал, за какими бы преградами не прятался, они тебя настигнут. Подомнут под себя как строительный каток приминает асфальт. Медленно, но верно. Можно даже самому наблюдать этот процесс. Уже наблюдаю. Кто же виноват, что я на свою голову уверен, что любовь одна и на всю жизнь".
На следующей остановке девушка вышла, оставляя за собой пару волос на полу и едва уловимый аромат её духов, который он никогда не почувствует снова. Наваждение с него как будто спало. Как будто. просто рука опять включила музыку.
"Hello ... friend, I've come to talk with you again" - звучало в наушниках, а голос внутри повторял раз за разом: "Пусть я и не умею летать, но и расклеиваться не стоит"
Подняв глаза вверх, он побежал вверх по эскалатору. На встречу очередному случаю.
Или вот еще впереди, ниже по ступенькам, виднелись три бритые головы. Они стояли прямо, недвижимые и как будто каменные. И уж точно в их головах были какие-то мысли. Правда непонятно, что думает человек, который ограничил себя таким количеством рамок. Хотя, любым количеством рамок. Что эти националисты, юные патриоты. Да неважно. Как можно нагородить из себя стены из стереотипов?
Меж тем наш герой спрыгнул с эскалатора и попал на платформу: "Налево или направо? Я куда вообще еду?" -думал он и пытался вспомнить зачем вообще сюда спустился: "Точно, у меня же есть пара часов времени. Надо провести их с минимальной пользой".
Из кармана показалась десятикопеечная монетка. "Мелочь не врет" - с такими словами он подбросил её прямо посередине платформы, когда с обоих сторон подъезжали вагоны, предлагая такой простой выбор, который мог поменять так много, что скорее всего совсем ничего. Монета приземлилась орлом сверху: "А что я загадывал-то? Впрочем, нет времени думать, пожалуй, направо". Выбор сделан.
Сев в вагон, он первым делом посмотрел перед собой. Ну конечно, вместо того, чтобы еще раз посмотреть на свое отражение он увидел довольно дряблую старушку, которая в этот момент доставала из своей безразмерной сумки бутылочку с наверняка домашним морсиком. Ну конечно. Он не ошибся, это действительно был морс из брусники в прозрачной бутылке из-под минералки.
"А ведь и к ней с годами прилепились сотни, если не тысячи, стереотипов и принципов. чем старше, тем больше? Не хотелось бы. Ну и ладно".
Он уж было хотел по своей привычке закрыть глаза и погрузиться в музыку, как вагон остановился на следующей остановке, вдавив его левый бок в поручень. Кинув взгляд в ту сторону, он приметил девушку, одиноко стоящую у дверей в конце вагона: "Черные волосы. Длинные. Длинные. Ноги. Тонкие. Длинные. Лицо. Черт возьми, какое лицо! Как же оно мне напоминает... Не может быть. Да просто этого не может быть! Это не может быть она! Так, успокойся. К черту!"
Так он и ехал почти всю ветку, погрузившись в океан воспоминаний и смотря, как её волосы закрывают лицо из-за потоков воздуха, струящихся из зазора между дверьми, на которые она облокотилась. музыка давно перестала играть. В уши хлынул стук колес. Стук-стук. Стук-стук. Обволакивал сантиметр за сантиметром. Накрыл с головой: "Да. От стереотипов никуда не деться. Не скрыться и не убежать, как бы ты ни старался, сколько бы масок не одевал, за какими бы преградами не прятался, они тебя настигнут. Подомнут под себя как строительный каток приминает асфальт. Медленно, но верно. Можно даже самому наблюдать этот процесс. Уже наблюдаю. Кто же виноват, что я на свою голову уверен, что любовь одна и на всю жизнь".
На следующей остановке девушка вышла, оставляя за собой пару волос на полу и едва уловимый аромат её духов, который он никогда не почувствует снова. Наваждение с него как будто спало. Как будто. просто рука опять включила музыку.
"Hello ... friend, I've come to talk with you again" - звучало в наушниках, а голос внутри повторял раз за разом: "Пусть я и не умею летать, но и расклеиваться не стоит"
Подняв глаза вверх, он побежал вверх по эскалатору. На встречу очередному случаю.
среда, 17 марта 2010 г.
Дым
Когда-то трава была зеленее. Нет, она осталась прежней, как и солнце, которое каждое утро светит все тем же с светом. Все так же поют птицы и падает снег зимой. Просто глаза немного потускнели. Поубавилось в них огня. Они все реже светятся тем ярким огнем, что заставлял его жить. Все реже и уже улыбка на лице. Все тоньше и тоньше руки, на которых видны вены и кости.
Нет, запахи по-прежнему яркие и насыщенные. Все так же ароматно пахнет свежая выпечка из его любимого магазина рядом с домом. Просто все глуше кашель и сильнее одышка.
Все так же секунды бегут, превращаясь в минуты. Время только для него ускорило свой бег. Просто потому, что скука теперь все чаще и чаше становится его обычным состоянием.
Ночи все так же прекрасны и необычайно загадочны для тех, кто только открывает прелесть яркой луны и искрения звезд. Просто пелена все толще и толще.
Просто больше воспоминаний, которые держат в прошлом и не дают смотреть на мир сегодня. Ничего не изменилось в мире, кроме взгляда на него. Все так же без пятнадцати семь одинокий водитель автобуса останавливается на перекрестке под его окнами и ждет, когда утренние пешеходы сядут в неуютно-просторный салон без отопления навстречу еще не взошедшему солнцу.
И только дым остается все также густым, как сгущенка из только что открытой банки. Все так же он наполняет его легкие все тем же дымом, который все с той же периодичностью его убивает.
Не изменилось почти ничего, кроме, всего-то, его глаз. И даже не цвет их поменялся. И не угол, под которым он смотрит на целующихся людей, спускающихся вниз по эскалатору. Просто все реже и реже он напоминает чеширского кота из старой сказки про Алису, попавшую в страну чудес. Кроличья нора все так же глубока для первооткрывателей, но нет в ней ничего нового для тех, кто достиг дна. Для всех тех, кто поставил на своей жизни крест, круг, штамп и любую другую отметину. Просто все больше лет он думает. Думает и делает вид, что живет.
И только дым, все так же остается густым и ядовитым.
Нет, запахи по-прежнему яркие и насыщенные. Все так же ароматно пахнет свежая выпечка из его любимого магазина рядом с домом. Просто все глуше кашель и сильнее одышка.
Все так же секунды бегут, превращаясь в минуты. Время только для него ускорило свой бег. Просто потому, что скука теперь все чаще и чаше становится его обычным состоянием.
Ночи все так же прекрасны и необычайно загадочны для тех, кто только открывает прелесть яркой луны и искрения звезд. Просто пелена все толще и толще.
Просто больше воспоминаний, которые держат в прошлом и не дают смотреть на мир сегодня. Ничего не изменилось в мире, кроме взгляда на него. Все так же без пятнадцати семь одинокий водитель автобуса останавливается на перекрестке под его окнами и ждет, когда утренние пешеходы сядут в неуютно-просторный салон без отопления навстречу еще не взошедшему солнцу.
И только дым остается все также густым, как сгущенка из только что открытой банки. Все так же он наполняет его легкие все тем же дымом, который все с той же периодичностью его убивает.
Не изменилось почти ничего, кроме, всего-то, его глаз. И даже не цвет их поменялся. И не угол, под которым он смотрит на целующихся людей, спускающихся вниз по эскалатору. Просто все реже и реже он напоминает чеширского кота из старой сказки про Алису, попавшую в страну чудес. Кроличья нора все так же глубока для первооткрывателей, но нет в ней ничего нового для тех, кто достиг дна. Для всех тех, кто поставил на своей жизни крест, круг, штамп и любую другую отметину. Просто все больше лет он думает. Думает и делает вид, что живет.
И только дым, все так же остается густым и ядовитым.
воскресенье, 14 марта 2010 г.
Лед
Разбавить свою грусть. Это очень просто. Все, что требуется - обязательно прозрачный высокий стакан, несколько кусочков льда, которые заливаются прозрачным лимонадом и плавают на границе жидкости и воздуха с примесью дыма, струящегося из сигареты. К сильному запаху лимонада прибавляется аромат клубники, просто потому, что слева от стакана лежит пачка сигарет розового цвета.
Окна зашторены, нечего смотреть лишний раз в темноту его пустыми глазами. Но сквозь узкую полоску все равно просвечивает лунный свет, который отражается в стакане с уже почти растаявшем льдом. Из колонок играет музыка. Гитарная партия звучит все тише и тише, сходя на нет. Барабаны утихли и только вокалист берет последние ноты.
Все опустилось в тишину. Пустые глаза закрылись, видимо, он что-то вспоминал. Рот приоткрылся и начал шептать что-то совсем тихо, несмотря на то, что он было совершенно один. Пальцы с длинными ногтями отбивали незамысловатый ритм на столешнице, иногда ударяя по стакану с лимонадом, в котором совсем не осталось льда.
Разбавить свою грусть. Выпить комнатной температуры лимонад и кинуть в стакан сигарету с розовым фильтром. Понять, что грусть никуда не ушла.
Помещение осветила лампочка холодильника, дверца которого открылась. Еще немного льда в уже непрозрачный стакан. Рука его протянулась к верхней полке, откуда показалась приплюснутая фляга.
Лед с коньяком, как раз один к одному. Хотя, к черту, три к одному. Лейся, лейся зелье слабых и покинутых, услада ветряных и пустоголовых! Еще, до краев стакана, до дна фляжки!
Через минуту в уже открытое окно навстречу темноте полетели брызги коньяка с еще не успевшим растаять льдом.
Грусть не разбавить.
Окна зашторены, нечего смотреть лишний раз в темноту его пустыми глазами. Но сквозь узкую полоску все равно просвечивает лунный свет, который отражается в стакане с уже почти растаявшем льдом. Из колонок играет музыка. Гитарная партия звучит все тише и тише, сходя на нет. Барабаны утихли и только вокалист берет последние ноты.
Все опустилось в тишину. Пустые глаза закрылись, видимо, он что-то вспоминал. Рот приоткрылся и начал шептать что-то совсем тихо, несмотря на то, что он было совершенно один. Пальцы с длинными ногтями отбивали незамысловатый ритм на столешнице, иногда ударяя по стакану с лимонадом, в котором совсем не осталось льда.
Разбавить свою грусть. Выпить комнатной температуры лимонад и кинуть в стакан сигарету с розовым фильтром. Понять, что грусть никуда не ушла.
Помещение осветила лампочка холодильника, дверца которого открылась. Еще немного льда в уже непрозрачный стакан. Рука его протянулась к верхней полке, откуда показалась приплюснутая фляга.
Лед с коньяком, как раз один к одному. Хотя, к черту, три к одному. Лейся, лейся зелье слабых и покинутых, услада ветряных и пустоголовых! Еще, до краев стакана, до дна фляжки!
Через минуту в уже открытое окно навстречу темноте полетели брызги коньяка с еще не успевшим растаять льдом.
Грусть не разбавить.
среда, 10 марта 2010 г.
Замок
Тучи свинцовым полотном заполонили небо. Шел весенний дождь, который каждой своей каплей все сильнее и сильнее прибивал случайных прохожих к земле. Да, какой дождь, нашему молодому человеку было абсолютно наплевать на дождь, на лужи под ногами, из-за которых его ноги промокли насквозь. Он был пьян.
Пошатываясь, он шел вперед по дороге к своему дому. Вода в его обуви сопровождала каждый его шаг. А в голове крутилась вереница мыслей: " Ух, на что же это такое, как это мое тело меня так подводит, даже прямо идти не могу. Надо собраться, дом все ближе и ближе. Даже смотреть на себя со стороны тошно. Какой-то я жалкий сейчас. Даже в мыслях язык заплетается и мысли спутываются"
А капли продолжали барабанить по асфальту, попадая на лужи и разбрызгиваясь все дальше и дальше: "И зачем мне все это?" В наушниках играло радио. Его любимое, единственное и то, которое каждый день приносило что-то новое. Выходя утром на улицу он просыпался под музыку, которая играла у него в ушах, засыпая, она же играла из наушников. Вот и сейчас нота за нотой он слушал песню.
"Странно все это. Хотя, весна ведь, пора любви и новых открытий. У всех. Кроме, разве что, меня. И так каждую весну, одно и то же. Прогулки под дождь и алкоголь"
В песне пелось о чем-то возвышенном. Быть может даже немного чересчур пафосном: "И верно, все, что выпало на долю - выпито будет до дна. Каждому своя судьба. И свой путь надо пройти до конца. Пусть он и извивается ломаной кривой на протяжении всего отрезка."
Споткнувшись, он чуть было не упал в лужу, которая была особенно большой, по сравнению с остальными: "И надо же было чуть не угодить именно сюда. Мог же пойти там, где было бы сухо. Но нет, судьба мне, промочить ноги. А хотя, чего уже бояться, если даже на своей жизни можно поставить крест. Хотя, да какая разница, это будет мой крест, и я его дотащу до своего места для распятия".
Так он и шел, совсем не обращая внимания на кислые капли дождя, барабанящие по его лицу, попадая на ресницы, щеки, губы, нос. Слизывая из языком он чувствовал только осадки от промышленного производства завода, что стоял в паре километров от места, где он находился.
И совсем никаких мыслей, когда он стоял у входа в собственный дом. Кроме одной: "Нельзя расстраивать маму"
В входной двери стоял паренек пятнадцати лет и пытался без запинки вставить ключ в замок.
Пошатываясь, он шел вперед по дороге к своему дому. Вода в его обуви сопровождала каждый его шаг. А в голове крутилась вереница мыслей: " Ух, на что же это такое, как это мое тело меня так подводит, даже прямо идти не могу. Надо собраться, дом все ближе и ближе. Даже смотреть на себя со стороны тошно. Какой-то я жалкий сейчас. Даже в мыслях язык заплетается и мысли спутываются"
А капли продолжали барабанить по асфальту, попадая на лужи и разбрызгиваясь все дальше и дальше: "И зачем мне все это?" В наушниках играло радио. Его любимое, единственное и то, которое каждый день приносило что-то новое. Выходя утром на улицу он просыпался под музыку, которая играла у него в ушах, засыпая, она же играла из наушников. Вот и сейчас нота за нотой он слушал песню.
"Странно все это. Хотя, весна ведь, пора любви и новых открытий. У всех. Кроме, разве что, меня. И так каждую весну, одно и то же. Прогулки под дождь и алкоголь"
В песне пелось о чем-то возвышенном. Быть может даже немного чересчур пафосном: "И верно, все, что выпало на долю - выпито будет до дна. Каждому своя судьба. И свой путь надо пройти до конца. Пусть он и извивается ломаной кривой на протяжении всего отрезка."
Споткнувшись, он чуть было не упал в лужу, которая была особенно большой, по сравнению с остальными: "И надо же было чуть не угодить именно сюда. Мог же пойти там, где было бы сухо. Но нет, судьба мне, промочить ноги. А хотя, чего уже бояться, если даже на своей жизни можно поставить крест. Хотя, да какая разница, это будет мой крест, и я его дотащу до своего места для распятия".
Так он и шел, совсем не обращая внимания на кислые капли дождя, барабанящие по его лицу, попадая на ресницы, щеки, губы, нос. Слизывая из языком он чувствовал только осадки от промышленного производства завода, что стоял в паре километров от места, где он находился.
И совсем никаких мыслей, когда он стоял у входа в собственный дом. Кроме одной: "Нельзя расстраивать маму"
В входной двери стоял паренек пятнадцати лет и пытался без запинки вставить ключ в замок.
суббота, 6 марта 2010 г.
Капли
Раннее утро. Город спит, но уже работают светофоры, перемигиваясь друг с другом своими огнями. Как будто они что-то друг другу рассказывают. Может быть один делится с другим тем, что час назад тут проходила милая пара молодых людей, так увлеченно друг с другом беседующих, что они шли прямо по автомобильной полосе. Или об одиноких птицах, сидящих на проводах и взирающих на утренний пейзаж. В любом случае, покой светофоров нарушал одиноко идущий человек. При каждом шаге он словно подпрыгивал, а через каждые четыре выдыхал дым из своих легких высоко в небо, навстречу поднимающемуся солнцу, которое тоже встречало его первыми своими лучами, греющими его красные щеки в это морозное утро.
Через полчаса все по той же дороге шел все тот же человек, все так же куря сигарету за сигаретой и выдыхая дым высоко в небо. Только солнце было гораздо выше и ласковей. Да и позади него скрылась тройка кварталов, что он уже пересек: "Осталось не так уж и много, хотя и времени маловато". Тут он немного ускорил шаг и устремился вдаль, в сторону, где не ждала его цель пути.
Через час он стоял у заветного дома. Карниз над входной красной металлической дверью был завален снегом, который к этому часу начал медленно таять, от чего каждому выходящему из подъезда падало за шиворот несколько капель. Он полез в карман и достал телефон, взглянул на время и в очередной раз задумался, а все ли он правильно делает?
"В конечном итоге, ничего страшного не случится" - подумал он, но все-таки отошел от двери на добрый десяток, а то и больше, метров. Не прошло и пяти минут, как дверь открылась и из-за нее появилась девушка. Без шапки, хотя на улице все же было не так тепло, как хотелось бы, зато с шарфом, именно благодаря которому она и не почувствовала тех нескольких капель, что упали на нее с карниза.
Она подняла глаза к нему и с прищуром посмотрела на солнце. Её лицо озарила широчайшая улыбка, которая не спешила сходить с нее даже тогда, когда она уже была довольно-таки далеко от дома. А наш герой все так и не решался к ней подойти. Все следовал за ней поодаль, повторяя тот путь, что прошел с утра. Он все так же курил сигарету за сигаретой, только уже пускал дым в грязный снег под его ногами и прятал лицо от мерзкого солнца, которое слепило глаза: "И все таки каждый сам знает, где его место. А если не знает, то точно уверен в том, где ему быть не следует"
Именно с такими мыслями он остановился и стал смотреть за удаляющейся фигурой девушки в фиолетовом пальто. Постоял около минуты, смотря как при каждом шаге её носочки отрываются от земли, и направился в сторону ларька, чтобы потратить последние деньги на очередную пачку сигарет.
Через полчаса все по той же дороге шел все тот же человек, все так же куря сигарету за сигаретой и выдыхая дым высоко в небо. Только солнце было гораздо выше и ласковей. Да и позади него скрылась тройка кварталов, что он уже пересек: "Осталось не так уж и много, хотя и времени маловато". Тут он немного ускорил шаг и устремился вдаль, в сторону, где не ждала его цель пути.
Через час он стоял у заветного дома. Карниз над входной красной металлической дверью был завален снегом, который к этому часу начал медленно таять, от чего каждому выходящему из подъезда падало за шиворот несколько капель. Он полез в карман и достал телефон, взглянул на время и в очередной раз задумался, а все ли он правильно делает?
"В конечном итоге, ничего страшного не случится" - подумал он, но все-таки отошел от двери на добрый десяток, а то и больше, метров. Не прошло и пяти минут, как дверь открылась и из-за нее появилась девушка. Без шапки, хотя на улице все же было не так тепло, как хотелось бы, зато с шарфом, именно благодаря которому она и не почувствовала тех нескольких капель, что упали на нее с карниза.
Она подняла глаза к нему и с прищуром посмотрела на солнце. Её лицо озарила широчайшая улыбка, которая не спешила сходить с нее даже тогда, когда она уже была довольно-таки далеко от дома. А наш герой все так и не решался к ней подойти. Все следовал за ней поодаль, повторяя тот путь, что прошел с утра. Он все так же курил сигарету за сигаретой, только уже пускал дым в грязный снег под его ногами и прятал лицо от мерзкого солнца, которое слепило глаза: "И все таки каждый сам знает, где его место. А если не знает, то точно уверен в том, где ему быть не следует"
Именно с такими мыслями он остановился и стал смотреть за удаляющейся фигурой девушки в фиолетовом пальто. Постоял около минуты, смотря как при каждом шаге её носочки отрываются от земли, и направился в сторону ларька, чтобы потратить последние деньги на очередную пачку сигарет.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)